Ночь на кладбище. Короткие рассказы
Шрифт:
Денис долго еще стоял напротив креста. Вспомнился день 12-летия, когда отец пришел домой с огромным букетом белых роз, перевязанных алой лентой. Каждый год 20 августа он обязательно дарил маме цветы, говоря: «Спасибо за сына!» А потом достал конверт и протянул Денису: «Это подарок. Полетите с мамой в Грецию, на Эгейское море»…
Позже, совладав с мыслями и немного успокоившись, Денис, обращаясь то ли к могиле, то ли к себе, сказал: «Каждый человек сам делает свою жизнь и сам ее проживает. Я слишком поздно это понял, папа… Прости! Но я знаю – ты меня слышишь сейчас».
… Домой
– Ты как себя чувствуешь?
– Машуль, со мной все хорошо, даже очень хорошо… Да не пугайся ты так! Я не сошел с ума. Просто сегодня, наконец, избавился от тяжелой глыбы… я ее выбросил, – сказал он и с улыбкой обнял жену. – Спасибо отцу!
***
Любите жизнь, которой живете. Живите жизнью, которую любите.
Love the life you live. Live the life you love.
Bob Marley
Евангельский урок
Мой отец родом из поселка в Левобережье Волги. Ему едва исполнилось пять лет, когда началась война.
Глава семьи сразу ушел на фронт. На женских руках осталось пятеро детей. Двое малышей умерли от нехватки еды и лекарств. Остальные трое, цепляясь за мать, худо-бедно выжили. Как? Об этом на полке памяти – многотомное повествование, где каждая строчка написана не чернилами, а детскими слезами.
В жуткую военную годину бывали моменты, которые навечно врезались в детскую память…
Перед самой войной в доме появилась швейная машинка Зингер с ножным приводом. И в лихолетье, чтобы как-то прокормить детей, мать шила разные вещи. Опыт в этом у нее был большой, людям нравилось и они платили за хорошую работу. Но заказы были редкими, поэтому мама ни одного не упускала, даже во время болезни.
Однажды в тяжелом состоянии (теперь уже никто не скажет, что с ней было) ей пришлось идти вдоль леса в другой поселок, чтобы сделать примерку. Была лютая зимняя стужа. К вечеру поднялась метель. Мама не возвращалась. Когда стемнело, детей охватил жуткий страх.
Кто жил в деревне, тот знает, что такое быть застигнутым вьюгой в чистом поле, когда ветер валит с ног и заметает дорогу, а колкие снежные иглы до боли впиваются в глаза. Нет ничего страшнее, чем сбиться с пути. А потерявшись, замерзнуть насмерть – минутное дело.
Дети не могли поверить, что мама не вернется. Но ее не было… Когда наступила ночь, они втроем решили идти ей навстречу. Как только вышли на улицу, морозный ветер вмиг продул насквозь их ветхую одежду. Задыхаясь от ледяных порывов, дети взялись за руки и решили идти вдоль речки, которая была единственным ориентиром в темноте. Сколько так шли, неизвестно. Младшая сестренка, выбиваясь из сил, часто падала, плакала от страха и нестерпимого холода, но, хватаясь за руки, вставала. И они опять продолжали идти. Надежда была только на то, что обязательно найдут маму, поднимут ее, замерзшую со снега, принесут в горницу, и она оттает и оживет.
Наверное, чудо бывает редко, но в тот раз оно произошло. Дети увидели в метели тонкую согнутую фигурку.
Через день младшая сестренка слегла с жестокой простудой. Лекарств не было, продукты тоже заканчивались. Скудную еду растягивали изо всех детских сил… Наступил день, когда в погребе осталось всего несколько картошек. Дети их не ели, зная, что это – для больной. Сами же они вместе с мамой варили картофельные очистки.
Однажды к ним во двор пришел пленный немец из тех, кого привезли в поселок восстанавливать железную дорогу. Он был тощий, оборванный и грязный. Мать молча подошла к нему, пряча за собой детей. А он протянул руку, прося еды… Какое-то время они внимательно смотрели друг на друга: враг с молящей рукой и женщина, из-за которой выглядывали трое.
Мать вынесла вареную картофельную кожуру, на которую тот жадно накинулся и проглотил за один миг. Все стояли в странном изумлении, ожидая, что пленный повернется и уйдет. Но он продолжал смотреть на маму просящими глазами… Тогда она зашла в сени, вынула из горшка печеную картошку, разломила ее и дала половинку голодному немцу. У него затряслись руки, и он заплакал…
Когда пленный ушел, ошеломленные дети молча уставились на мать, отдавшую кусочек драгоценной картошки. А она, стараясь незаметно смахнуть слезы, сказала: «Ведь им так же больно, как и нам… Может, там нашему отцу тоже кто-нибудь поможет».
Младшая сестренка чудом выжила. Весной стало легче. Дети раскапывали глину, которую называли сладкой, и ели. Когда пошла трава, ели лебеду. В лесу собирали желуди и ели их. Правда, потом мучились неудержимой рвотой.
Все трое детей вместе с мамой пережили войну. Отец вернулся с ранением и наградой. Искалеченная рука беспокоила его до конца жизни, и он часто стонал во сне. Отец уже не мог ей свободно двигать, но, превозмогая боль, всю работу по хозяйству выполнял исправно, как и раньше…
Как и до войны.
Лучик
Екатерина Ивановна давно сидела у окна в неподвижной позе. День был пасмурным, как нередко бывает в начале весны. Облака упрямо держали плотную оборону против всех, даже самых смелых солнечных лучей. Природа как будто застыла.
… Никого уже не осталось из близких. Месяц назад пришлось проститься и с сестрой. С уходом любимого Галчонка воспоминания о детстве и отчем доме неизменно вызывали боль в груди, а слезы лились беззвучно и незаметно, как часто бывает у стариков.
Она долго смотрела в небо, надеясь, что пробьется сквозь сероватое молоко лучик радости, но его так и не было. Екатерина Ивановна опять погрузилась в воспоминания, не замечая времени…
Как быстро пролетело столько лет и где они, те годы счастья, когда все были рядом, и муж, и дети?! Порой ей начинало казаться, что дорогие сердцу воспоминания существуют только в ее голове, а в реальности той жизни и не было вовсе… «Без смерти не умрешь, без смерти не умрешь», – часто повторяла она себе, то ли ради утешения, то ли, наоборот, вынося жестокий приговор. Иногда она сетовала на невероятно длинные дни, а, бывало, что ночь беспощадно накрывала ее бесконечно долгой темнотой.