Ночь Охотника

Сальваторе Роберт Энтони

Это была ночь, когда бродяга-дроу чувствовал себя крошечным, но, в то же время, большой частью чего-то древнего, вечного и безбрежного, как его фантазии. И теплого, как любовь между этими пятью друзьями, окружающими его в повозке, включая Гвенвивар, ибо он не мог заставить себя отпустить ее обратно в Астральный дом.

На самом деле, в такую ночь, как эта, Дзирту казалось, как будто дом Гвенвивар пришел к ним.

Да, хорошо быть дома, решил Дзирт.

И этот катящийся фургон, подпрыгивающий по сельскохозяйственным угодьям к востоку от Лускана, был домом, ибо дом не был местом, о нет, он был связью, которая была сильна, как никогда.

Часть 2. Скрещенные пути и скрещенные мечи

Меня преследует выражение лица Бренора и слова Кэтти-бри.
– Бремя, которое ты несешь, затуманивает твой взгляд, - она сказала мне, без оговорок.
– Ибо то, что ты видишь в себе, ты надеешься найти в других, в орках и даже гоблинах.

Это сказала только она, но выражение лица и искренней кивок Бренора,

конечно, говорили о том, что он согласился с оценкой Кэтти-бри. Я хотел поспорить, но обнаружил, что не могу. Мне хотелось на них накричать. Сказать им, что судьба не предопределена природой, что разумное существо может избежать своего наследия, что интеллект мог подавить инстинкт.

Мне хотелось сказать им, что я этого избежал.

И так, в этом окольном рассуждении, ставшим признанием, описание Кэтти-бри моего бремени, в конечном счете, прозвучало для меня правдоподобно. И, таким образом, если бы я не был связан собственным опытом и неуверенностью, которая следует за мной на каждом шагу из Мензоберранзана, даже эти многие десятилетия спустя, выражение моего лица, вероятно, напоминало бы выражение Бренора.

Договор в Ущелье Гарумна был ошибкой? По сей день, я все еще не знаю, но я считаю, сейчас, в свете этого обсуждения, что моя неоднозначная позиция опирается больше на предотвращение страданий дворфов, эльфов и людей Серебряных Пустошей, и меньше на благо для орков. Ибо в своем сердце я подозреваю, что Бренор прав, и что вновь обретенное понимание Кэтти-бри природы орков подтверждается происходящим в Серебряных Пустошах. Королевство Многих Стрел существует, но, как утверждает Бренор, мир, которому оно способствует является фиктивным. И, возможно, я должен признать, что мир только содействует оркам налетчикам и дает им больше свободы, чем, если бы Многих Стрел не существовало.

Тем не менее, со всеми откровениями и прозрениями, это больно, все это, и, очевидно, что решение кажется мне пропастью, слишком большой, чтобы перепрыгнуть. Бренор готов пойти в Мифрил Халл, поднять дворфов и собрать армию, и с этим войском начать открытую войну с Королевством Многих Стрел.

Бренор полон решимости начать войну. Он столь решителен, что он будет стараться не замечать страдания, смерть, болезни и несчастья, которые такой конфликт принесет земле, для того, чтобы, как он выражается, он мог бы исправить ошибку, которую он совершил сто лет назад.

Я не могу начать войну. Даже если я приму то, что заявила Кэтти-бри, даже если бы я верил, что каждое ее слово пришло из уст самой Миликки, я не могу начать войну!

Я не начну, говорю я, и я боюсь, и при этом я не позволю это сделать Бренору. Даже если его слова о природе орков верны, и, вероятно они верны, текущая ситуация все еще, по моему мнению, лучше, чем открытый конфликт, которого он так желает. Быть может, я обязан осторожности своему бремени личного опыта, но Бренор связан виной, дворф хочет попытаться все исправить, в этом он видит свой шанс на искупление.

Это облегчит бремя?

Вероятно, лишь усугубит.

Он стремглав побежит к страданию, для себя, его наследия и всех добрых людей Серебряных Пустошей. Это мои опасения, и, таким образом, как друг, я должен его остановить, если смогу.

Я могу только содрогнуться от перспективы этого курса, ибо я никогда не видел Бренора более решительным, более уверенным в своих шагах. Я должен попытаться его отговорить, но, боюсь, что мы, возможно, дойдем до драки!

Как, на самом деле, я боюсь, своей дороги обратно в Мифрил Халл. Мой последний визит был неприятным, ибо мне больно осознавать, что я, следопыт, открыто работал против дворфов и эльфов в интересах орков. Ради «мира», говорю я себе, но, в конце концов, эта уловка может быть справедливой, если замечание Кэтти-бри и заявление Миликки не соответствуют действительности. Если орков не причислять к разумным существам, рожденным с возможностью выбора пути, то...

Я пойду за Бренором в Мифрил Халл. Если орки налетчики так распространены, как настаивает Бренор, то, я уверен, что найду хорошее применение своим клинкам, и, вероятно, на стороне Бренора, бдительные охотники ударяют без колебания или чувства вины.

Но я не начну войну.

Эта пропасть слишком широка.

Я ошибаюсь, в надежде, что решение будет принято за нас, прежде чем мы вообще приедем? В надежде, что Королевство Многих Стрел безоговорочно подтвердит точку зрения Кэтти-бри?

– Где детская комната!
– я слышу ее снова, часто в своих мыслях, с таким давним дворфьим акцентом, и с яростью, подобающей дочери Короля Бренора Боевого Топора. И хотя Кэтти-бри сохраняла этот акцент на протяжении многих лет, и могла с ним бороться, на этот раз ее радость прозвучала болезненно в моих ушах.

А как насчет Нойхайма, гоблина, которого я когда-то знал, он казался порядочным и не заслужил своей суровой судьбы?

Или, на самом деле, я говорю как насчет Дзирта?

Я хочу опровергнуть послание Миликки; однажды я утверждал, что богиня это то, что находится в моем сердце, имя того, что я знал, будет справедливо и правильно. А теперь я так отчаянно хочу это опровергнуть, и все же я не могу. Возможно, это горькая правда Фаэруна, что гоблиноиды и злые великаны просто злые, от природы, а не из-за воспитания.

И вероятно, мое восприятие этой правды было искажено моим собственным решительным побегом с, казалось бы, неизбежного пути, на котором я родился, и должен был по нему следовать, и, возможно, искажено опасными способами.

На самом

простом уровне, это послание меня ранило, и эта рана является бременем. Значит, в этом случае, не остается места для оптимизма и настояния на том, что возможно найти добро? Значит ли это, что такому мировоззрению, главной философии моего существования, просто нет места в темноте сердца орка?

Я могу начать войну?

Я иду по этой дороге осторожно, но также и нетерпеливо, ибо я полон противоречий. Я хочу узнать, я должен узнать! Я боюсь узнать.

Увы, многое изменилось, но очень многое остается прежним. Магическая Чума прошла, но неприятности, кажется, всегда идут за нами по пятам. Тем не менее, мы пойдем в глубокий мрак, в Гонтлгрим ради потерянного друга, а потом, если мы выживем, в разгар большого шторма.

При всем этом, был ли я когда-нибудь счастливее?

Дзирт До’Урден

Глава 9. После заката

– Ты не должен был меня останавливать, - прошипела Далия, когда Энтрери вернулся в комнату, которую они делили в Порту Лласт, комната была наверху в трактире под названием Утешение Камнетеса напротив восточных скал укрепленного города. Далия сидела возле единственного окна в комнате, глядя на запад, на доки и океан, возвращенные городу, возращенные в немалой степени из-за действий этой самой группы искателей приключений. Солнце стояло низко на горизонте перед ней, готовое сдаться сумеркам.

– Что, опять?
– спросил Энтрери, фыркнув. Он вернулся с позднего ужина с тремя остальными из их компании, с трапезы, которую дующаяся Далия отказался вкусить.

Далия повернулась на стуле, дабы на него посмотреть, ее лицо исказил неумолимый гнев. Она снова носила волосы заплетенными в косу, хотя и давно этого не делала, а ее синяя магическая лицевая вайда казалась особенно сердитой на Энтрери в этот вечер, она немного напоминала охотящуюся кошку, эльфийка повернулась и упрямо наклонила голову. По крайней мере, ему так показалось.

– Как ты думаешь, он последует за нами?
– спросила она.

– Нет.
– По правде говоря, убийца понятия не имел, пойдет ли за ними Дзирт из Долины Ледяного Ветра, но, в любом случае, его это не особо беспокоило. По крайней мере, не так, как это беспокоило Далию. Вероятно, Дзирт остался в Долине Ледяного Ветра, как и собирался. Он, видимо, зализывал раны и искал какой-то способ спасти свою репутацию среди народа Десяти Городов, понял Энтрери, ибо убийца видел боль на лице Дзирта, когда им было отказано во въезде в Брин Шандер.

Дзирту следовало пойти с ними, полагал Энтрери, если бы даже Далия сделала эту дорогу гораздо труднее.

Или, возможно, Энтрери просто хотел иметь надежного и способного воина-дроу на своей стороне. Эта мысль весьма его удивила.

– Он будет искать мести, - настаивала Далия. – Ты не должен был меня останавливать!

Энтрери рассмеялся.

– Он заслуживает смерти!
– выплюнула Далия, она вскочила со своего места и пересекла комнату, чтобы встать перед человеком.

– Мы его предали, помнишь?
– ответил Энтрери со смешком.
– Но Дзирт простил тебя и не конфликтовал со мной...

– Он отпустил меня, - перебила Далия, как будто это объясняло ее прямое нападение на дроу. Девушка тыкала пальцем в грудь Энтрери, когда она говорила, и это заставило человека весело улыбнуться.

Затем Далия ударила его по лицу.

Но он перехватил ее за запястье и вывернул ей руку болезненным рывком.

– Я не Дзирт До’Урден, - спокойно сказал он.
– Если ты на меня нападешь, я буду сопротивляться.

– Мы уже сражались, - напомнила ему Далия.

– Да, но тогда я не понимал твое странное оружие, - ответил убийца, используя тот голос, который охлаждал кровь стольких жертв на протяжении десятилетий, как правило, прямо перед тем, как его клинки выпускали ту же самую кровь.
– Теперь я знаю твой стиль и трюки. Если ты меня атакуешь, не сомневаюсь, я тебя убью.

Он отпустил ее запястье, оттолкнув руку в сторону, и Далия отступила на шаг, глядя на него с возмущением, но, в тоже время, заинтриговано. Позади нее, за окном, солнце скрылось, а длинные тени уступили место сумраку.

– Ты этого хочешь?
– заключил Энтрери.
– Разве это не то, чего ты всегда хотела?

Далия выпрямилась и расправила плечи, но никак не могла найти ответа.

– Потому что ты трусиха?
– спросил Энтрери.

Руки девушки инстинктивно потянулись к ее цепам, которые находились у ее левого бедра.

Артемис Энтрери снова улыбнулся, и Далия остановилась.

– Зачем, Далия?
– спросил он тихо.
– Твой сын вернулся к тебе, и он тебя простил, даже если ты не можешь найти в себе силы простить себя. Как долго ты будешь продолжать то, что ты видишь в зеркале?

– Ты ничего об этом не знаешь.

– Я знаю, что ты пошла вслед за Дзиртом, потому, что он отверг тебя, - ответствовал Энтрери.
– А также я знаю твою игру.

Она склонила голову с любопытством, побудив его уточнить.

– Тебе нужно найти любовника, который будет подтверждать то, что ты ненавидишь в себе, - промолвил Энтрери.
– И он должен быть достаточно силен, чтобы, когда ты столкнешься с ним, наконец, даровать тебе покой. Наберись храбрости, эльфийка, ибо перед тобой стою я.

Далия отступила на шаг, глядя на Энтрери, и, по-видимому, в недоумении.

– Мы покончим с этим, здесь и сейчас, - заявил Энтрери.
– Я уплыву отсюда без тебя.

Далия смутилась и одними губами произнесла - нет, - хотя ей казалось, что, на самом деле, ей не хватило дыхания произнести это слово, и она медленно покачала головой в отрицании.