Ночь после выпуска
Шрифт:
Был вечер, еще не слишком поздний. За окном внизу с треском проносились мотоциклы – весьма распространенный вид отдыха в городе Карасине. За дверью, тяжело ступая, ходила жена. Скоро она уйдет на кухню, загремит посудой, потом позовет ужинать. А там разойдемся спать – она в свою комнату, а я в свою.
Перед глазами поблескивает горячей латунью офицерский кортик – Гриша Бухалов поздравил старика.
Уютный свет настольной лампы освещает мои руки, крупные, мосластые, с узловатыми венами и золотистой шерсткой. Мои руки, лежащие на письме…
Скорей
Безответственно написать слово «убить»…
Взрослый человек вряд ли решится на такую шуточку, только тот, кто без царя в голове.
Самый падкий в школе на шуточки – Лева Бочаров. Он давно уже ведет веселую войну с учителями. Что-то новое… Не откажешь в изобретательности: «Я алкоголик…» Ишь ты.
«Убить…» – надо сильно ненавидеть, чтоб написать такое.
За что?!
За то, что оберегал дурака от собственной глупости.
Глуп?.. Ну нет, он-то себя считает первым умником: «Задачки с двумя неизвестными щелкаю, как орехи». Пуп земли!
«Убить Вас…» То-то испугается старый дуралей. Лева Бочаров решил пошутить от всего сердца. Он, конечно, догадывается, что шуточка перерастает границы дозволенного, но ведь и сам Лева – личность, не умещающаяся в обычных рамках. «Убить Вас…» Он слегка презирает всех и считает, что в ответ на это снисходительное презрение все должны отвечать любовью.
Когда видишь себя пупом земли, трудно понять, что люди могут ответить тебе ненавистью. Ненависть со всех сторон! Тут уж будет не до шуточек и не до презрения, сам заразишься бурным ненавистничеством. «Убить Вас…» Мысль-то привычна, почему бы, защищая себя, не исполнить ее на деле…
От самомнения – ненавистничество, от ненавистничества к ножу хулигана короткий шаг.
Вот от чего хотел оберечь!
Не оберег. Шуточка-то – вот она, на столе. Гнусней не придумаешь.
Я постоянно делал Леве мелкие уступочки: «Феноменально способен, светлая голова, чудит – пусть себе…»
В прошлом году он систематически доводил учителя математики до истерики. Конечно, этот учитель не отличался ни глубокими знаниями, ни твердостью характера, ни находчивостью в ответах, на его уроках Лева Бочаров устраивал для класса спектакли. Я осуждал Леву и защищал его: «Феноменально же способен…» А математику пришлось перейти в другую школу.
Недавно мне не хватило решительности сказать «нет» родителям Левы. Уж очень робки, очень любящи, единственный сын – пусть себе.
В юности почти в каждом сидит Лева Бочаров. Юность почти всегда неразумна, самомнительна, эгоистична, лишена самоконтроля. Учитель, по доброте потакающий порокам молодости, – преступник!
Я отыскал в стопке тетрадей сочинение Зои Зыбковец и поставил под ним жирную, красно кричащую двойку. Завтра обсудим?.. Что ж, обсудим!
Нашел заодно и сочинение Левы Бочарова…
Невыразительное сочинение и выразительное письмо легли рядом. Приседающие буквы… В почерках не было никакого сходства, да
«Убить Вас…» Сказано скупо, без нажима. Правда, эти слова торопливо подчеркнуты, но, похоже, не ради того, чтобы произвести впечатление, скорей, автор выделял важный вывод: не вижу иного выхода.
И пришла трезвая мысль: шутник, желающий до смерти напугать своей шуточкой, непременно бы порезвился, уж постарался бы наполнить письмо угрозами.
И «я алкоголик». Что-то уж очень искусное, не молодое, не ученическое. Эдакая хитрость с аморальным креном.
И «страшно, что мир слеп». Забота обо всем мире, обвинение от лица общества, и все для того, чтоб пошутить?
И приписка… «Мне не надо спасать свою шкуру. Это намного облегчает мою задачу…» Что-то продуманное, выношенное, нет, не шуточный экспромт. И если это совместить с «я алкоголик», то с исцарапанного плохим пером листка подымается такая фигура, что содрогнись и зажмурься.
Невыразительное сочинение и выразительное письмо… Я, кажется, напрасно положил их рядом, напрасно вгорячах обрушился на Леву Бочарова. А может, и не сгоряча, скорей всего, просто обманывал себя: неправдоподобно, нельзя верить, куда проще предположить – это же шутка! И свалить на того, кто под рукой, – Лева Бочаров наследил.
Кто он? «По мне не станет убиваться жена, не заплачут дети». Подписался: «Ваш бывший ученик». Признался – я твой убийца.
Кого я мог так сильно обидеть? Не работал прокурором, никого не бросал за решетку, учительствовал, а не судействовал. И он это знает: «Ваш бывший ученик».
Есть, конечно, такие, кто меня не любит, кому я крайне не нравлюсь, как, право же, не все нравятся и мне. Но никогда у меня не возникало желания: хорошо бы убить такого-то. Наверное, и у моих недоброжелателей до этого не дошло. «Ваш бывший ученик». А ученик ли?..
Вспомнил о конверте, схватил его. Конверт с видом Сочи. Тем же испорченным пером нацарапан адрес школы, моя фамилия. Штемпель на марке довольно отчетливый: название известной станции, полсуток езды до нашего города. Опущено письмо вчера.
Письмо дошло, мог прибыть и автор.
Конверт с видом Сочи, солнечного далекого города – места отдыха, места здоровья, места продления жизни.
«Убить Вас…»
За что?!
Я не испытываю страха. Сильнее страха недоумение.
Я искалечил чью-то жизнь, я страшен сам по себе, страшен через моих ядовитых учеников, страшен мой дух… Слишком много взвалил на меня автор письма, чтоб это было правдой.
«Выдающийся… Самоотверженный… ум и совесть нашей педагогики…» Конечно же нет! Я не настолько самонадеян, чтоб безрассудно верить шумному славословию, которое раздавалось во время моего юбилея. Но я никого не убил, не обездолил, ничего не украл, не брал взяток, не растлевал малолетних, не морил голодом престарелую тещу. Я не ангел, часто бываю раздражителен, срываюсь без нужды, нередко поступаю несправедливо, в чем обычно раскаиваюсь. Кто из нас без греха?.. Уж если мне суд, меня убить, то жить на земле придется лишь каким-нибудь исключительным праведникам.