Ночь поющих птиц
Шрифт:
— О! Так теперь ты Казента д'Иальго, да? А я думал, ты очень гордишься тем, что ты — Гревил!
— Да. — Анжела выпрямилась во весь свой небольшой рост, и в ее глазах засветилась гордость. — Но моя половинка Гревил — английская, а англичане не вступают в такие соглашения, в которое вступили мы с тобой — или кто-то вступил за меня. Как Казента д'Иальго, я должна стать твоей женой, потому что моя бабушка решила, что так должно быть. Так же как Казента д'Иальго, я должна подчиняться бабушке. Но, как Гревил, я имею право передумать, если только мое уклонение от выполнения сделки не нанесет тебе материального ущерба. И именно поэтому я предлагаю составить
Фелипе еще с минуту смотрел на нее, а потом, опустив голову, начал ходить взад-вперед по комнате.
Вдруг он остановился в центре дорогого персидского ковра, изучил его рисунок, словно никогда раньше не замечал его, а потом высокомерно вскинул голову, как лошадь, которая чует перед собой скрытый забор и твердо намерена ни за что не перепрыгивать его.
— Итак, дорогая моя, — сказал Фелипе, — ты хочешь взять обратно свое слово, так? Фактически стереть свою подпись, поскольку я помню, что мы подписывали документ, обязующий нас пожениться. В нем было много условий, на которых настояла в твоих интересах твоя бабушка, и, как ты сказала, там были условия, касающиеся меня и от которых я проигрываю, если наш брак расстроится. Что ж, могу тебе сказать здесь и сейчас, что не допущу, чтобы меня обвели вокруг пальца, когда все уже почти завершилось! А это значит, что я не намерен лишаться тебя, не говоря о землях, на которых ты так настаиваешь. Я решил сделать тебя своей женой, и я сделаю тебя своей женой!
— Нет.
Анжела заволновалась. Он выглядел таким спокойным и решительным, и оттого, что его выводы были так хладнокровны, ей стало еще больнее. Она мечтала, чтобы пол разверзся под ее ногами и ей не пришлось бы жить дальше без Фелипе. А он в это время жестко объявлял ей, что, каковы бы ни были ее желания, он не намерен отступать ни на дюйм во всем, что касалось его прав.
Она расправила плечи. У нее было такое чувство, словно все ее тайные желания втаптывали в грязь, но ее решимость не выходить за него замуж не поколебалась ни на секунду. Только не после того, как он забыл о ней этим утром, отдав предпочтение Уиллоу Раддок.
Анжела пыталась соблазнять его, издеваться, насмехаться над ним:
— Если ты не женишься на мне, сможешь жениться на миссис Раддок! С частью моего состояния и твоими собственными владениями эта перспектива должна показаться тебе заманчивой.
Фелипе покачал головой, улыбаясь, и его улыбка Анжеле совсем не понравилась.
— Нет, дорогая моя, у меня нет намерения жениться на миссис Раддок.
— Тогда можешь сделать ее своей любовницей и так же тратить на нее мои деньги!
Выражение лица Фелипе резко изменилось. Его потемневшие глаза напугали ее.
— Если бы ты была мужчиной, я ударил бы тебя за эти слова! — отрывисто произнес он.
Он снова отвернулся, прошел к окну и посмотрел на море — доставившее ему утром столько тревог, — а потом, не поворачивая к Анжеле головы, с подчеркнутой язвительностью заговорил:
— Жаль, что ты, по-видимому, просто одержима проблемой миссис Раддок. Какое-то время мне казалось, что тебе нравится видеть в ней своего рода соперницу. Как бы то ни было, соперница она тебе или нет, я не собираюсь освобождать тебя и, несмотря на то что я, возможно, с удовольствием женился бы на Кармелите, я женюсь на тебе! Может, это и жертва с моей стороны, но я предпочитаю сделать именно так. Что бы ты ни сказала бабушке, я все буду отрицать, и приготовления к свадьбе будут идти как намечено. Собственно
Анжела побледнела — даже сильнее, чем утром, — сглотнула и облизала пересохшие губы.
— Это абсурдно, Фелипе, — холодно сказала она. — Ты сам прекрасно знаешь, что не можешь мной командовать. Я живой человек! А не лошадь, которую ты собираешься купить для своей конюшни!
— Лошадь или женщина — никакой разницы! Скоро ты будешь моей!
Фелипе торжествующе обернулся и окинул ее суровым взглядом. У Анжелы возникло чувство, похожее на ее отношение к нему, когда они только познакомились, — что их тесная связь будет истинным кошмаром. Она ужаснулась, подумав, каким беспощадным и даже жестоким он мог быть, если ему это надо.
— Я оставлю тебя поразмышлять над нашим разговором. — Фелипе направился к двери. — Пора осведомиться, о самочувствии Кармелиты. Врач подчеркнул, что она очень слаба!
Глава 11
Анжела подождала, пока его шаги в коридоре не стихнут, потом рывком распахнула дверь и бросилась наверх, в свою комнату. Ее щеки горели от унижения и сдерживаемых эмоций. Последнее, что ей бы хотелось сейчас, — это натолкнуться на бабушку. Так что девушка заперла за собой входную дверь и дверь в ванную.
Было еще рано, и донья Миранда пошла на прогулку в сад. Анжела уверилась в этом, не услышав ни звука из соседней с ванной комнаты.
Что ей делать? Она легла на кровать и принялась обдумывать всяческие отчаянные меры, которые могла бы принять, включая и возможность бабушкиной помощи, потому что Фелипе был очевидно влюблен в миссис Раддок, и, если только удастся полностью убедить в этом донью Миранду, она сама отменит свадьбу. Анжела подумала, что сумеет это сделать, если поговорит с ней долго и начистоту — и если покажет бабушке царапины на шее.
Она наконец поднялась, умылась холодной водой, припудрила нос, подкрасила глаза и губы, спрятала царапины под шелковым шарфом и спустилась вниз, когда звук гонга позвал всех обедать. То есть всех, за исключением миссис Раддок. В этот раз донья Миранда присоединилась к ним и выразила искреннюю заботу по поводу несчастья, постигшего утром очаровательную гостью Фелипе. По какой-то причине роль Анжелы в спасении Уиллоу не упоминалась.
Глядя на Фелипе во время обеда, никто бы не догадался, что он и его невеста не далее чем час назад обсуждали разрыв отношений. Он выглядел так, словно полностью владел собой, исключая волнение о здоровье миссис Раддок. Но даже это, судя по холодному выражению его глаз, было просто вежливой заботой хозяина о своей гостье.
Днем, когда все разошлись по комнатам на сиесту, Фелипе уехал по какому-то делу, которое вскользь упоминал за обедом. Анжела снова лежала на своей кровати и боролась с проблемой, не продвигаясь, впрочем, к ее решению. А в соседней комнате ее бабушка, ничего не знающая о мучениях внучки — насколько это было известно Анжеле, — мирно дремала в удобном шезлонге у надежно закрытого окна. Весь дом, стоящий на берегу сверкающего моря, был погружен в тишину.
Дневные часы ползли прочь, и в пять служанка принесла Анжеле послеобеденный чай. В соседней комнате ее бабушка тоже пила чай с лимоном. Она считала, что это отлично освежает.