Ночь со зверем
Шрифт:
— Эй, — позвал его, и он вскинул на меня взгляд. Испуганный, загнанный и сдавшийся. — Тебя как зовут?
— Кай…
И голос совсем юный.
— Ты откуда? — присмотрелся к подростку. Левую руку он уязвимо поджимал к боку. — Рука сломана?
Он мотнул головой:
— Какая тебе разница, медведь…
А говорит нормально, по-человечески. Удивительно. Обычно эти оборотни двух слов связать не могут. За редким исключением.
— Твой отец белоглазый?
— Мать.
Я не сдержал удивления, и мальчишка хмыкнул, закатив воспаленные глаза. Помеси с человеком у белоглазых
Эти ублюдки тут собирали не бешеных оборотней. Я, волчонок — мы оба были даже слишком нормальными, но что у нас общего?
Мы оба бегали вдалеке от тех, кто мог бы помочь. А значит — могли попасться в ловушку.
— Давно тут?
— Я не помню, — поник он снова.
— Тебе больно? — Он шмыгнул носом и кивнул. — Что с тобой делают?
Но тут раздался окрик охранника, и тяжелая дубинка прошлась со скрежетом по металлическим прутьям. Я поморщился, но отступил. Бросив взгляд на мальчишку, решил, что медлить нельзя. Сегодня ночью, когда вернется Ари, буду выдираться с ней. И этого тоже надо будет забрать. Потому что еще одни сутки здесь он может не протянуть…
Сегодня меня снова таскали по кабинетам, а к общим процедурам добавили тестирование. Попытались, по крайней мере. Я не сказала ни слова, рассматривая колени, пока молодой парень пытался меня разговорить.
— Вы так и будете молчать?
— Мне так и не показали обещанный договор. Ради чего мне говорить — непонятно…
Он картинно вздохнул, поднялся и вышел, оставляя меня в кабинете одну. Я подтянула к себе колени и съежилась.
Эта ночь со зверем в клетке смешала все в душе. Не выйдет у меня его ненавидеть. Не за что. Только жалеть, как и саму себя. Он всю ночь не спал, замерев у окна, как зверь в засаде. Я вскидывалась часто и видела его, хотя совершенно точно поворачивалась к нему каждый раз спиной. Под утро решила больше не вертеться, и только тогда спокойно уснула.
Сегодня он отдал меня почти спокойно. Проводил мрачным взглядом, все так же стоя у окна, и только зарычал, когда охранник дернул меня из клетки за руку. Я даже взглянуть в глаза зверя не успела… Все, что мне осталось — его запах и память о том, что между нами было. Одно радовало — ночное чувство вины больше не мучило. Если Ру не подведет, я побегу отсюда, очертя голову.
Договора я так и не дождалась. За мной снова пришла охрана — обычная, а не та, что скручивала вчера. Видимо, в статусе опасного экземпляра мне отказали, и это было на руку.
Меня сопроводили в комнату и оставили в одиночестве со своими мыслями. И те добросовестно не давали покоя. Я старалась успокоиться, но нервная дрожь била по рукам. Когда в комнату постучали, я вскрикнула и зажмурилась, ругая себя за реакцию.
— Ариша, ты обедать-то подходи, — заглянула в комнату Ру. — Мы же договаривались вчера, что придешь. Все готово.
Смотрела она на меня при этом так, что я поняла — никакого больше ожидания. И взять с собой ничего не получится. А деньги и документы я рассовала по карманам джинсов сразу же, как только попала в комнату.
—
Дойдя до столовой, она завела меня в знакомую подсобку и придержала за руку:
— Водителю оплачено. Главное — тихо сидеть. — Я только попыталась открыть рот, но Ру отрицательно мотнула головой и указала мне на двери в кладовую. — А подхвати мне вот эту корзину с хлебом прелым, вынесем во двор, — громко попросила, указывая под ноги.
Руки тряслись так, что впору было хватать корзину зубами, но я кое-как справилась, прижав ее к животу, и двинулась между стеллажами. Ру шла впереди, я следовала за ней. Сложно было понять, чего я боюсь больше — остаться, предать зверя или попасться на пропускном. Что будет в последнем случае — страшно подумать.
Когда у меня забрали хлеб и, быстро подхватив под локоть, втянули в кузов, я даже ойкнуть не успела. Ру только крикнула что-то напутственное, а меня в кромешной тьме осторожно повели между коробками. Я не видела, кто это был, услышала лишь:
— Садись сюда. — И едва не споткнулась о бортик какого-то ящика. — Сиди тихо. Пригни голову.
Голос надтреснутый, почти старческий. Я еле успела выполнить приказ, как слабые проблески света пропали, и я осталась в кромешной тьме.
Наверное, я не забуду этот день и этот страх никогда, если мне удастся выбраться…
Но время шло, завелся двигатель, тронулся грузовик. А мне все казалось, сердце громыхает так, что его услышат даже снаружи. Остановка на досмотр вышла короткой. Кто-то открыл грузовой отсек ненадолго, послышались голоса, но так же быстро все снова стихло, и вернулась тьма.
И началась бесконечная дорога. Сначала гравийка каждой своей неровностью чеканила на моих ребрах отметины, а потом начался асфальт, и я растеклась по поддону лужей. Было зябко, твердо, холодно и страшно. Впереди ждала неизвестность…
…Но стоило закрыть глаза — я видела его. Зверя. Как стоит у окна с прямой спиной, вцепившись в прутья, и смотрит на свободу. И сердце начинало незнакомо ныть.
— Прости, — зачем-то прошептала я в темноту.
— Мисс Денвер, проходите…
Я вздрогнула. Еще не привыкла к новому имени, и все казалось, что все вокруг узнают, что оно ненастоящее. В коридоре клиники стояла такая пронзительная тишина, что голос медсестры дернул натянутые нервы со всей дури.
— Доктор сейчас подойдет.
Кабинет врача клиники, которая принимала по страховке, не блистал свежим ремонтом, но было плевать.
Прошел месяц, а я все еще вздрагивала каждую ночь. До сих пор не верилось, что мне удалось сбежать… И что никто не гнался следом. Все осталось будто в другой параллели — боль, унижения, страх… и Зверь. А здесь, в Смиртоне, по-прежнему сияло солнце, и никто понятия не имел о том, что где-то в лесу есть такое жуткое место.
Только жизнь не стала легче. Да, она осталась при мне, и это само по себе казалось чудом. Официальные биржи труда я обходила за кварталы, соглашаясь на любую работу. Показываться родне или друзьям тоже не решалась. Мне все казалось, что за мной гонятся и непременно найдут.