Ночь судьбы
Шрифт:
– Где охотник? – спросил Ратан, зевая так, что обитатели окрестностей, наверняка, в ужасе разбежались от страшного чудища.
– Как где охотник? – деланно удивился маг. – На охоту ушел.
– Ну-ну, – невнятно согласился Ратан, и отправился за мечом. Нарушив одно установление «Книги Дней», он не собирался пренебрегать вторым, в котором говорится: «День Кабана, как никакой другой, подходит для воинских упражнений».
– Не княжье это дело – войско расквартировывать, – ворчал воевода, вроде про себя, но так, чтобы Владигер его услышал. – Я бы и сам справился.
– Не
– Наемники, – досада и презрение смешались в бурчании воеводы. – Раньше без них обходились.
– В былое время – обходились, – отрезал князь. – И в будущем, надеюсь, тоже обойдемся. Но сейчас – нет. И ты это знаешь!
Впереди открылся временный лагерь. Туда поселили шесть тысяч воинов-Полурослых, что вчера подошли к Северину. Полурослые хоть и уступают остальным народам в силе, но отменные стрелки и метатели копий. На них самих редко кто нападает, и многие правители прибегают к помощи горских воинов. Стоит армия Полурослых дорого, но отличается железной дисциплиной, хорошей боевой выучкой и непробиваемой преданностью нанимателю. Не известно ни одного случая, когда Полурослые позорно бежали с поля боя, или же переметнулись на сторону победителя.
При виде князя в лагере началось движение. Зазвучали зычные гортанные голоса, забегали воины. И когда Владигер въехал в пределы лагерной ограды, его встретили две шеренги закованных в доспехи бойцов. Все, как один, при оружии, нестриженые бороды воинственно топорщатся. Из всех Семи Племен, кроме людей, бороды растут только у Полурослых.
К князю направился воин в богатом, украшенном серебром, доспехе. Вскинул руку в приветствии.
– Легат Корнелий приветствует тебя, могучий князь, – по-людски Корнелий говорил хорошо, с едва заметным акцентом.
– Привет и тебе, легат. Легок ли был ваш путь? – сказал князь, спрыгивая с коня. Обычай встречи этого не требовал, но обойти войско пешим – высшее почтение.
– Добрались хорошо, – склонив голову, ответил легат вежливо.
– Ну и славно, – князь повернулся к войску. – Здорово, молодцы!
– Ave, caesar! слитным гулом донесся ответ шести тысяч глоток.
Князь медленно пошел вдоль рядов.
Мясной дух плыл по избе, щекотал ноздри. Давно дом не ощущал этого запаха, не видел людей. Теперь, казалось, ожил, зашевелился, принимая забредших гостей, словно одичавший в одиночестве хозяин, что вдруг вспомнил бывшие еще вчера такими далекими законы гостеприимства. Из окон стало меньше дуть, комнаты обрели домашний уют.
Ратан сидел на лавке и отдыхал, глядя, как Хорт священнодействует у печи. До этого бывший воевода на пару с Леславом таскал и рубил дрова, много дров, сколько нужно для бани. Париться на ночь глядя не так уж и полезно, но днем – не решились, дым выдал бы местонахождение путников.
Хлопнула дверь, вошел маг, довольный, словно кот, обожравшийся сметаны. Таким его Ратан не видел с начала похода.
– Все готово, камни нагрелись так, что не подойдешь, – заявил Родомист, почесывая бок. Да, изрядно запаршивели за десять дней, что в пути.
– Мы туда точно уберемся, вчетвером? – спросил Хорт, вытаскивая найденный магом казан из печи. В казане этом, отчищенном и отмытом, удалось сготовить добытого
– Влезем, – уверенно заявил Родомист. – Идем скорее, а то Леслав заждался.
За дверями оказалась тьма, наполненная мягкими прикосновениями гибнущих снежинок. Свернули за угол, и вот она, баня, пышущая жаром, похлеще печи – раскаленный камень, брошенный неведомо кем посередь леса.
В предбаннике тесно, но все же как-то исхитрились раздеться одновременно. Одежду свалили кучей на длинную лавку, и быстро, один за другим, чтобы не выпускать тепло, заскочили в парную. Жар мгновенно ударил по глазам, вызвал ломоту в теле. Сердце застучало чаще, кровь рванулась по телу, словно вода в снеготаяние, горячим животворным потоком омывая мускулы.
Ратан почти сразу полез на верхний полок. В бане светло, пышет жаром груда углей, на которых – раскаленные до красноты камни. По стенам стекает и быстро испаряется вода. Родомист благостно раскинулся на среднем полке, Леслав робко жмется внизу, ребра торчат, как у голодной лошади. Глядя на юношу, Хорт захохотал: «Чего вверх не лезешь? Замерзнешь скоро. Давай сюда – нагреешься!» – и охотник сам полез наверх, к Ратану.
Жар постепенно проник в мышцы, впитался в кости, принес сладкую истому, легкую дурноту. По телу выступил пот, унося с собой грязь, болезни, все нечистое и ненужное. Когда потек ручейками, Ратан с кряхтением потянулся к загодя заготовленному венику, сказал веско: «Ну что, пора? Попаримся», – ив ответ зашелестела хвоя на еловых ветках.
Вода очистила не только тело, но и разум. Родомист ощутил себя вновь родившимся. Стало легко и спокойно. Когда вернулись в дом, бурю смеха вызвал спящий на лавке Леслав. Хорт даже предложил его не будить, оставить без ужина, но маг вступился за ученика, отговорил. После серии толчков парень разомкнул очи и спросил, выворачивая челюсти:
– Что, я задремал?
– И чуть не проспал ужин, – ответил Родомист, ехидно ухмыляясь.
Казан выставили на широкую доску, что служит столом, рядом примостилась фляга самогона. Мясо, хоть без приправ и особых поварских хитростей, получилось отменное. Немного жесткое, как у всякого лесного зверя, оно елось великолепно, особенно под слегка пованивающий деревенский самогон. Несмотря на некоторую мутность и упомянутый запах, пойло оказалось крепкое. Подогретых парилкой едоков оно разобрало почти сразу. Хорт начал рассказывать удивительные истории, что случались с ним на охоте. Плел такое, что уши вяли. Подобного слышать Родомисту за долгую жизнь не доводилось. И медведя доблестный охотник заваливал одним ножом, и от стаи волков спасаясь, просидел на тонком дереве целую неделю. Лису поймал голыми руками, Зайца на бегу за уши схватил. Леслав слушал эти враки с открытым ртом, а Ратан хмыкал-хмыкал и все же не выдержал, заявил прямо:
– Все ты врешь!
– Я, вру? – возмутился охотник, лицо его при этом обрело самое свирепое выражение.
– Ага, врешь, – радостно подтвердил Ратан, слегка ткнув Хорта кулачищем в грудь, отчего тот как-то осел, подался назад, и принялся остервенело чесать в затылке, вспоминая, на что же обиделся.
Закончили тему тем, что выпили еще по одной. Потом еще по одной, и еще. Над миром давно царила полночь, а разговор становился все горячее и горячее. Глаза спорщиков блестели, щеки раскраснелись.