Ночь упавшей звезды
Шрифт:
В деревне могли быть и другие мертвецы, лежащие там, где их настигло железо, или сгоревшие вместе с домами. Возможно, заживо.
При виде трупов Талька резко повернулась, уткнувшись мне в грудь.
– - Гады! Гады!...
– - она скрипнула зубами.
– - Ненавижу...
Главная (и единственная) улица была насквозь продута ветром и пуста. Пахло пеплом и горьким дымом.
Те дома, которые уцелели, казалось, притиснулись со страху к земле, натянули на подслеповатые оконца тростниковые стрехи и наглухо
Я передвинула меч на бедре, чтобы удобнее было выхватить.
– - Тут те побывали, на которых мы с утра нарвались, -- ржавым голосом сказала я.
– - Полезем туда... расспрашивать... или ну его?
И вдруг тошнота, которая прежде лишь чуть давала о себе знать, кислым комом рванулась в горло. Я едва успела соскользнуть с вороного и отвернуться к ближайшим кустам. Талька мужественно держалась.
– - Ты что? Ты в порядке?
Я обтерла рот пучком травы и поднялась, стараясь не опираться на раненую ногу.
– - В полном, -- взяла каурую под уздцы.
– - Только мутит. И молока страшно хочется.
Перевела глаза на повешенных и жирующих воронов, успевших выклевать им глаза. Икнула.
– - Дико, да? Поедем -- или поесть попросим все-таки?
– - я показала на вымершую деревню. Вообще-то следовало наперед разведать, что там и как. Но Талька решила вопрос просто, соскользнула с лошади и похромала, ухватившись за стремя.
– - Я не доеду. Без молока.
– - Зря ты, -- я послала рыжей сердитый взгляд через конскую спину.
– - Я ж тебя назад не подсажу. Придется с забора или седалищный камень искать.
Стиснула зубы и глубоко вдохнула. Хорошо, что ветер в другую сторону. А то пришлось бы опять к кустам. И почему я такая чувствительная сегодня?..
– - Пф... я и так вскарабкаюсь...
Спорить с рыжей -- что в ступе воду толочь.
Я свернула к первому же уцелевшему домику, зайдя со стороны огородов и проведя каурую через воротца в изгороди, и громко постучала в двери. Тишина. Я грохнула в створку рукоятью меча. Внутри вняли и завозились, но открывать все равно не спешили.
– - Нету тута короедов, -- робко сказали из-за двери.
– - Ага, совсем нету, -- тихо буркнула Талька.
– - А молоко есть? И поесть чего-нибудь?
Пень болотный, все до гроша отдала стражнику, чем платить? Впрочем, могу оставить хозяевам кинжал Торуса. Сталь отменная и бирюза в рукояти, на такой они за десяток лет не заработают.
Дверь приоткрылась, и в щели показалась опасливое женское лицо.
– - А вы не остроухие?
– - Конечно, нет, -- уверила Талька, умильно облизнувшись.
– - Мы с дороги и очень есть хотим.
Женщина исчезла, потом появилась снова, сунула рыжей в руки кувшин с молоком и краюху хлеба и, не дожидаясь платы, захлопнула дверь.
Я присела на каменный порожек,
Вещунья топталась рядом, объедая вокруг порога спорыш и одуванчики.
Талька принялась по-женски ломать хлеб и по кусочку отправлять в рот, запивая молоком из кувшина, который ходил между нами, как братина.
– - Я спою об этом, -- сказала рыжая, и я прекрасно поняла, о чем она собирается петь. Но тут каурая зафыркала, и Талька, дернув ушами, сторожко выглянула из-за угла. Я успокоила лошадь. А через какое-то время тоже расслышала скрип тележных осей, стук колес по утоптанной дороге, конский фырк, собачий брех и людской гомон.
Я вгляделась из-под руки: не кнехты и не селяне, бродячие лицедеи... судя по яркости цветных лохмотьев и по вылинявшему фургончику, который влекла лохматая коняшка. На выцветшей от дождя материи еще можно было угадать рисунки пляшущих шутов в колпаках и надпись, что-то навроде "...тр смеющ...я Драк..." Десяток Давних, сопровождавших фургон, потрясенно озирались и громко, испуганно переговаривались, едва не заглушая его скрип и лай.
Да, не повезло им... вряд ли кто тут захочет нынче смотреть представление.
– - О... почти свои, -- вздохнула Талька.
Лицедеи прошли, и мы вернулись на крылечко. Менестрелька сунула в рот последний кусочек хлеба, встряхнула кувшин, проверяя, есть ли там еще молоко, шумно глотнула.
А я продолжала беспокоиться. Мне казалось, пришлецы должны поскорей миновать деревеньку, а они остановились и заорали громче.
Я встала. Талька поймала меня за руку:
– - Эй, ты чего?
– - Не знаю. Неуютно мне как-то. И не... из-за мертвецов. А словно тянет что-то...
Я потрепала по холке всхрапнувшую Вещунью:
– - Допивай и поедем, ага?
– - Ага, -- рыжая обдернула рваную курточку и тяжело вздохнула.
***
Одрин наконец-то нашел поворот, куда, судя по следам, свернули лицедеи.
Еще издали он с содроганием уловил сладкий запах пролитой крови и жирную горькую вонь дымов, но все же въехал в деревню, кляня на чем свет стоит свою проснувшуюся сентиментальность. Группу жонглеров-бродяг он увидел сразу же -- они топтались посреди улицы и отчаянно жестикулировали. Вокруг с лаем крутились псы. Элвилин они приняли, как своего, радостно завертев хвостами. Мевретт подъехал, высматривая того самого "гриба", хозяина медведя. Заметил у фургончика, перегнувшись, тронул за плечо: