Ночь упавшей звезды
Шрифт:
– - Нет. Я не знаю, о чем ты думаешь... я... не умею читать мысли, и магией не владею. Все, что я умею -- это хорошо махать мечом, метать ножи, и выкручиваться из потасовок без единой царапины...
– - я посмотрела на забинтованную ладонь.
– - Это не считается. Впрочем, иногда я ошибаюсь тоже...
Что бы там ни было в этом бокале -- оно придало мне смелости, и я, откинувшись на спинку кресла, осторожно погладила мевретта по руке. Потом набрала побольше в воздуха и, понимая, что вляпываюсь во что-то по полной, как в омут головой, отрывисто бросила:
– -
Почувствовала, как он замер и напрягся. В комнате повисло тяжелое молчание, и я хотела уже, было, что-то добавить, как услышала глухой голос Мадре:
– - Как бы я хотел, чтобы вечно длился этот вечер, и не было впереди ничего, что могло бы угрожать нам. Я хотел бы сказать тебе, что не желаю, чтобы ты вообще воевала, а еще больше хотел бы услышать твое согласие, -- и он положил руку мне на голову.
– - Но я понимаю, что это невозможно... Сейчас главное, что требуется от тебя -- это как можно быстрее встать на ноги... А что касается дальнейшего, то здесь нам, конечно, нужны сильные воины.
Рука его, осторожно перебирающая мои волосы, вдруг показалась очень тяжелой, и я, отчего-то глотая слезы, тихо прошептала:
– - Я... уже в порядке... почти... не обращайся со мной, как с ребенком...
– - и потянулась, чтобы снова утонуть в тумане его глаз и аромате лилий... Прижавшись к его груди, поняла, что Одрин тихо рассмеялся, и почувствовала легкое касание губ на макушке:
– - И не собирался... девочка...
Я хотела было возмутиться, но только почему-то крепче прижалась к нему щекой и потрясенно пробормотала:
– - Я сумасшедшая... я вижу тебя впервые в жизни и знаю пару часов... боги мои... разве так может быть?
Одрин разомкнул руки и, соскользнув с подлокотника на пол, уселся на мягкий ворс золотистого в свете очага ковра. Обнял мои колени и немного удивленно сказал, пристально вглядываясь в мое лицо:
– - Видимо, может. Я почему-то уже не могу понять, как жил без тебя раньше. Слушай...
– - до меня снова донесся тихий смех, -- а тебе говорили, что ты сумасшедшая?
– - он кивнул на раскрытое окно, за которым неистово хлестал дождь.
– - Это ж надо было -- так сигануть. Я даже не успел опомниться...
Я слегка поморщилась -- было немного обидно, что он обращается со мной, как с какой-нибудь трепетной девой, и резко бросила:
– - Я воин, хороший мой, тебе придется к этому привыкнуть.
Элвилин уперся локтями мне в колени и, подперев подбородок кулаками, сообщил куда-то в область моей груди:
– - Боюсь, что мне больше ничего не остается...
– - и, печально усмехнувшись, поднял на меня глаза: -- А ты, правда, ничего не помнишь? Ну, как оказалась здесь. Если не хочешь, можешь не отвечать.
Я наморщила лоб, честно стараясь вспомнить, что было до того, как я упала в ров Твиллега. Ссадина на лбу отозвалась болью. Я уже собиралась сказать, что ничего не помню, как вдруг... небо, распахнутое на все стороны, закатное солнце, садящееся в облака -- и мир внизу, ровный, аккуратный,
Резко вскочив, я почувствовала, что ноги подогнулись, и брякнулась на колени рядом с Одрином. Всей тяжестью обвисла на нем, стараясь не ухнуть в темноту. Закричала. Словно сквозь туман, поняла, что меня подхватили на руки, и где-то на самом краю рушившегося мира углядела ошарашенные серые глаза мевретта. Как сквозь толщу воды донеслось до меня:
– - Аррайда, ты что? Что случилось?
Я судорожно ухватилась за его рубашку, и меня заколотило мелкой противной дрожью:
– - Не... отпускай меня... вниз...
– - Хорошо, не буду, -- донесся до меня растерянный голос Одрина, и мир потихоньку начал останавливаться.
– - Я тебя держу, -- услышала я твердое, и поняла, что меня опять куда-то несут. Перед глазами проплывали стены коридора, освещенные факелами; мраморные статуи, спрятанные в нишах, отбрасывали причудливые тени. Откуда-то доносились веселые голоса, звуки лютни и пение на незнакомом языке. Потом открылась массивная темная дверь, на меня пахнуло дивным запахом свежести и чем-то пряным, а дрожь сошла на нет, прогоняемая обволакивающим теплом.
Я блаженно закрыла глаза и прислушалась к тихому журчанию воды, как будто бежавшей по водостокам. И еще странному для помещения звуку, напоминающему плеск небольших волн. Внезапно успокаивающая водяная симфония была жестоко прервана громким пением:
– - А не Леден-Вер ли это? А не Леден-Вер ли это? А не Леден-Вер ли это? Нет, не Леден-Вер!...
Я вздрогнула. Этот голосок не узнать было сложно...
До меня донесся плеск воды, девчачий визг и удовлетворенное замечание Люба:
– - А это было затопление Нор-Гейта.
Я изумленно открыла глаза и огляделась. Во-первых, до земли, как оказалось, было далековато, поскольку висела я на мевреттских руках. Во-вторых, глаза не сразу привыкли к полумраку, но уж когда привыкли... Я изумленно разомкнула руки, уяснив, что меня наконец-то поставили на ноги.
Полутемное помещение, огромное до такой степени, что не удавалось отчетливо разглядеть его противоположный... Стоп. Берег? Мои ступни ласково щекотали набегавшие волны, песок под ногами был мягкий и теплый. Над чуть серебрившейся гладью воды плавали прозрачные шарики разных размеров, освещенные изнутри фиолетовым мягким светом.
Справа и слева от меня по краям озера шли мраморные бортики. Совсем близко, над правым, светилась рыжиной встрепанная голова Люба. Чуть дальше, сидя на груде полотенец, отфыркивалась Темулли. Ладонь при виде ее опять отозвалась болью.
– - Эй, я не Нор-Гейт!
– - проворчала Тему.
– - Меня топить не нужно! И вообще, это Леден-Вер был!
– - Я точно не помню, что из них утопло...
– - Люб подсел к воде, свесил ноги и поднял фонтан брызг.
– - Где-то там кошек развелось тьма-тьмущая, в них Ведьма-с-Болота девушек превращала, вот встретит -- и превратит, встретит -- и превратит, вот удел и потонул...