Ночь Ягуара
Шрифт:
Он не последовал за Кукси в дом, а остался ждать в патио. По какой-то причине ему не хотелось уходить из-под открытого неба под крышу, чувствовать себя окруженным искусственными перегородками, и Паз предпочел провести время (неопределенной продолжительности – как выяснилось, со временем тоже происходило нечто странное) за созерцанием великолепного в своей естественности, увешанного плодами бананового дерева. Затем появился Кукси, неся поднос с ведерком колотого льда, несколькими бутылками различного спиртного и упаковкой пива из шести банок.
– Ну и к каким это привело заключениям? – осведомился Паз.
– Да так, сплошное теоретизирование. По моим предположениям, это проистекает из некой последовательности нанизывающихся
– Это из теории хаоса. Бабочка в Китае, махая крылышками, порождает торнадо в Айове.
– Ну, примерно так, – кивнул Кукси, пристраивая поднос на столик рядом с прудом.
Купавшаяся компания теперь завернулась в извлеченные из фанерного ящика полотенца и устраивалась в шезлонгах или на гладких камнях. Пазу подумалось, что сейчас во всем этом сборище есть нечто эллинское, причем дело не только в полотенцах.
Что он и сообщил Кукси.
– Да, насколько я понимаю, это возвращение Пана. Сей мир уже сотни лет как лишился истинного Эроса, и сейчас, в ночи, в этом маленьком саду творится мистерия его возвращения. Но продолжу: обратный «эффект бабочки» имеет место, когда нечто грандиозное и сложное порождает нечто мелкое и простое, однако в действительности обретающее значение на ином уровне бытия. Приведу в качестве примера одну маленькую историю.
Он налил в пластиковый стакан изрядную дозу виски и отпил глоток.
– Помню, в детстве матушка отвезла меня погостить к кому-то из своих родственников, он жил в Норфолке, в поселке у моря. Война шла к концу, но еще продолжалась, и как раз когда мы приехали, неподалеку взорвался какой-то, видно сбившийся с цели, немецкий «фау-патрон». Никто не пострадал, и даже разрушений почти не было, но маленький металлический осколок залетел в главный сад и вырвал старинный, эпохи Бурбонов, розовый куст. Старый джентльмен отреагировал на это так, будто вся Вторая мировая война представляла собой гигантскую операцию прикрытия, затеянную для того, чтобы под шумок уничтожить именно этот куст. Да, это отдает безумием, но засело в моем мозгу – что огромные предприятия продуцируют такого рода маленькие странные катастрофы, потому что, если смотреть с некоего непознаваемого наблюдательного пункта, эти ничтожные события станут значимыми индикаторами чего-то существенного. С одной стороны – пятьдесят миллионов человеческих жизней, с другой – погубленный куст роз.
– В этом нет никакого смысла, – сказал Паз.
Он пытался сосредоточиться на Амалии и Лоле, зафиксировать их местоположение в своем сознании, чтобы иметь возможность прийти им на помощь, защитить их, когда то, что должно произойти, чем бы оно ни было, произойдет. Ибо что-то, несомненно, назревало: слишком уж причудливы были его ощущения в последние несколько минут (впрочем, правда ли речь шла о минутах? На самом деле странности начались куда раньше), сейчас же они обернулись нарастающим ужасом, словно к границам его сознания подступало безумие. Фоном для этих чувств служила продолжавшаяся речь Кукси.
– Да, это кажется не имеющим смысла, во всяком случае с нашей точки зрения, но ведь могут существовать и иные. Возможны ведь императивы, о которых мы знаем не больше, чем пчела, отдающая свою жизнь ради сохранения роя. Изучение общественных насекомых вообще дает нам ценную возможность увидеть иную перспективу сохранения личности. В любом случае, когда моя семья умерла или была убита, я так много об этом думал, что, наверное, наполовину спятил. Надо полагать, вам, человеку семейному, это понятно. Но одну возникшую при этом мысль я склонен принять: впечатление такое, будто некто или нечто пытается донести до нас послание.
– Нечто, – повторил за ним Паз.
Сейчас он находился
– …да, планета, например, или ее охранители, или ноосфера – можете назвать это как вам угодно. Понимаете, в определенный момент мы решаем, что все, включая нас самих, мертво, что это очень даже превосходно, ибо дает возможность подменить подлинную суть природы некой искусственной абстракцией – скажем, властью, национальной или расовой идей или, как в данном случае, деньгами. Итак, предположим, нечто проснулось после долгой дремоты, долгой, конечно, не по меркам того, что существует уже четыре миллиарда лет, но по нашим представлениям. И вот это нечто ощущает некий зуд, какое-то мелкое раздражение и рассеянно почесывается, а поскольку это почесывание приходится на двадцатый век, сто миллионов человек гибнет в войнах и от голода, и мы, к сожалению, продолжаем в том же духе, потому что ничего не понимаем. Но сейчас ситуация немного интереснее, ибо мы играем с механизмами равновесия, лежащими в основе всего этого бардака. И тут оказывается, что великий Пан, в конце-то концов, вовсе даже не умер. Сейчас он проснулся, не среди нас, конечно, потому что мы мертвые, а среди соплеменников Мойе, но из-за того, что случилось со мной, я был вынужден, если можно так выразиться, произвести импульс, который привел его сюда.
– И что все это значит? – спросил Паз.
Он вовсе не думал, будто Кукси знает ответ, просто хотел, чтобы тот продолжил говорить, словно его речь служила предисловием к некоему действу, которое непременно должно произойти, но произойдет лишь тогда, когда Кукси закончит свой монолог. Паз чувствовал, что ему нужно еще чуточку времени. А кроме того, он знал, что ему нужны его лук и стрелы.
Это была совершенно новая мысль, и он почувствовал, как его тело само собой поворачивается, увлекаемое назад, к «вольво». Не без труда он поднял багажник, словно его руки забыли, как управляться с защелкой, да и сам автомобиль казался ему чем-то неправильным и нездоровым, таким, чего не должно существовать. Назад, к пруду, Паз вернулся с луком и колчаном стрел, это при том, что ему доводилось стрелять лишь из игрушечного лука, у которого стрелы были с присосками. Сейчас у него не было ни малейшего представления, зачем ему вдруг понадобилось это оружие и что он будет с ним делать, но имелось твердое убеждение в том, что иметь лук и стрелы под рукой для него жизненно необходимо.
Кажется, никто не двинулся с места. Кукси так и продолжал вещать, обращаясь к ночи.
– …в любом случае мы можем видеть новый порядок вещей, новые причинно-следственные связи. Это проявляется в эволюционном процессе, когда вдруг в то или иное время, в том или ином месте неожиданно интенсифицируется видообразование. Почему – у нас нет ни малейшего представления. Сейчас мы, возможно, имеем дело с ситуацией, когда некую форму неосознанного зла постигает прямая кара. Это своего рода ответ на вопрос, почему все плохое обычно случается с хорошими людьми, а не наоборот. Некто отдает приказ, и на другом конце длинной цепи исполнителей мы имеем убийства, грабеж, опустошение, и все это ради пополнения чьих-то банковских счетов. А что произойдет, если эту, дергающую за веревочки, руку откусить? Произойдут ли перемены, или мы настолько закоренели в своей косности, что не сработает даже это? И что, если действительно, как сейчас, потребуется принести в жертву дитя? Хоть это привлечет к себя чье-то долбаное внимание?