Ночная фиалка
Шрифт:
— Как давно вы служите у господина Бертье?
Старик усмехнулся.
— Пожалуй, всю его жизнь. Я раньше служил князьям Маре-Розару. Они стали приемными родителями Михася.
Виола внимательно посмотрела на Левона. Похоже, он имеет право так вольно обращаться с именем Бертье. Наверно, он вовсе не является слугой в этом доме.
— Тогда… вы должны хорошо знать его вкус. Я плохо представляю, как обставить этот дом так, чтобы ему понравилось. Может быть, вы мне поможете? Какую мебель он предпочитает?
— Для молодоженов лучше всего подходит кровать, — управляющий подмигнул Левону. — Широкая и большая.
Старик, совершенно не смутившись и не отругав молодого нахала за вольности в адрес хозяйки, согласился:
— Да. Самая главная вещь в доме каждого женатого мужчины — большая удобная кровать. Мужчины очень любят… сладко спать возле жены.
Виола почувствовала, что краснеет.
— Тогда… быть может, вы займетесь кроватью для летней спальни?
— Господин Левон сказал, что может сделать прекрасную кровать, — она медленно размешивала ложечкой мороженое. — И для нее можно будет заказать постельное белье с восточным рисунком. Говорят, что в турецком магазине есть отличные ткани.
Мишель не знал, зачем он здесь сидит. У него куча дел, а сидит рядом с ней и смотрит на ее руки, лицо, волосы, на ее юбку, под которой угадываются прелестные ножки…
— Я подумала, что восточные узоры будут очень привлекательны в спальне. Тебе понравится?
— Как хочешь. Мне все равно.
Он знал, что снова грубит ей. Но не мог смириться с тем, что подвергает ее риску. Она не должна находиться здесь. Ему хотелось немедленно запереть ее в комнате и приставить не меньше десяти слуг для охраны. Словно в гареме. Только охранять они должны ее от убийц.
Он не мог допустить, чтобы она находилась здесь, но продолжал сидеть и слушать ее мягкий голос. А она продолжала расспрашивать его о том, какие гардины он предпочитает и какие блюда хочет заказать на ужин…
Он чувствовал, что его затягивает странный омут. Это трогательное внимание к нему, ее деликатность и непосредственность оказались для него сильнее самых крепких оков. Господи, она строит планы на будущее! Рассуждает обо всем, как его жена… Но она и есть его жена. Настоящая и единственная. Навеки.
За окном темнел закат, мягкий воздух просачивался в столовую. А ее речь все лилась и лилась.
— Возможно… у тебя нет больше дел сегодня вечером, — она осторожно взглянула на него из-под ресниц. — И ты захочешь выпить кофе вместе со мной? В маленькой гостиной. Возле моей комнаты?
Мишель, помедлив, молча кивнул. Нельзя забывать, что она в опасности. Если он останется с ней, то будет уверен в том, что все в порядке.
Бертье долго ходил возле огромного окна, выходящего на балкон. Комнату освещали лишь пара свечей да еще
— Зачем ты вернулась? — спросил он.
Она аккуратно взяла чашку с кофе, стараясь, чтобы не дрожали руки.
— Потому, что это неправильно. Я не должна уезжать.
— Я сказал, что ты свободна.
Ее губы упрямо изогнулись.
— Это неправильно.
— Ты должна была уехать, — гардины зашуршали, когда он задел их рукой. — Черт возьми! Я не могу обещать… уезжай отсюда! Ты не обязана жить со мной.
— Брак — это определенные обязательства. Мы произнесли клятву. Не знаю, как смогу поддерживать тебя в горести и печали, если буду на расстоянии.
— Это все пустые слова.
Она резко встала.
— Это не пустые слова. По крайней мере, для меня. Ты не смеешь так говорить.
— Как ты великодушна. Просто ангел!
— Тебе смешно? Ну что ж, ты вправе упрекнуть меня за то, что я — не та, на ком ты хотел жениться. Я знаю, что именно я во всем виновата.
— Я не жалею о произошедшем, — тихо пробормотал он.
— Ах, вот как? Значит, ты решил использовать меня как замену… Видишь, я уже научилась сарказму. Это ты меня научил.
— Я не жалею, — громче проговорил он. — Я не жалею о нашем браке. Я люблю тебя. Именно тебя. Поэтому все так вышло.
Он почувствовал, как участилось его сердцебиение.
— Но это ничего не меняет. Я не желаю, чтобы ты здесь оставалась. Я не хочу, чтобы ты находилась в моем доме.
На его лице ничего нельзя было прочесть. Ветер раздувал занавески…
— Мой господин, я не понимаю вас.
— Тогда забудь. Все забудь.
Он решительно закрыл все окна и тщательно проверил засов на двери.
Виола встала с кресла и подошла к постели.
— Я не смогу забыть.
— Забудь. И уезжай! Живи, как хочешь.
— Я не хочу уезжать. Я слишком люблю тебя. Ты и сам это знаешь.
Он пристально взглянул на нее.
— Боже, Виола! Где твои безупречные манеры? Что сказали бы милые старушки с улицы Сент-Дени? Дама не должна говорить о своей любви.
Виола потупила взгляд.
— Ты не веришь мне?
— Ты все знаешь о моем прошлом, — жестко проговорил он. — И никогда не сможешь примириться с этим. Ты не можешь ощущать ко мне даже простую симпатию.
Девушка продолжала рассматривать пол.
— То, что я знаю о тебе, — выше всяких похвал.
Он грубо рассмеялся.
— Так вот каково твое мнение!
— Я знаю все.
Он прекратил смех.
— Знаешь? Она сказала тебе?
Она подняла на него глаза, и в них светилась нежность. Он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.
— Я люблю тебя.
— Это невозможно.
— Это есть.
Воздух с трудом находил путь в его легкие.