Ночная незнакомка
Шрифт:
И вот Джейн рисует таинственную больницу с монстрами-пациентами. Свиток постепенно становится все толще. Как только краски на очередном рисунке высыхают, она сразу же приклеивает его к основе. Самые светлые моменты своей теперешней жизни, которые еще выпадают ему на долю, Толокин проводит, низко склонив голову над картинками, изучая их и вспоминая былое.
Вскоре Джейн совершает первое преступление. Все произошло из-за Найки, кота Толокина. Кот этот был взят им из фармацевтической лаборатории, которая занималась испытаниями новых сердечно-сосудистых препаратов. Почти вся шерсть у кота вылезла, он все время мерз и оттого любил поваляться на солнышке на газоне. Их сосед, старик Брюс Флагстоун, ненавидел это животное, считал,
— До того как эта тварь здесь появилась, все мои волосы были на месте, — бубнил он, заглядывая через изгородь. — Стоило ему однажды потереться об меня, и моя голова стала лысой, как задница новорожденного!
Кроме всего прочего, Найки любил справлять малую нужду прямо на розовые кусты, которые после такого орошения тут же вяли. Брюс Флагстоун не единожды угрожал Толокину, что расправится с Найки. Кстати сказать, этот Брюс Флагстоун не очень-то уважительно разговаривал с Толокиным, считая соседа полупомешанным, и отчитывал его, как школьный учитель двоечника.
Вчера утром Джейн нашла на лужайке трупик несчастного Найки. Кто-то убил его ударом палки или трости. С тростью, которой он очень гордится, поскольку куплена она в Лондоне, в магазине на Сэвил-роу, еще во время войны, ходит именно Флагстоун.
— Ты не хуже меня знаешь, чьих рук это дело, — пробормотал тогда Толокин. — Ты и покараешь убийцу. Предоставляю тебе полную свободу действий, но учти — все должно выглядеть как несчастный случай.
Джейн молча кивнула. Она подстригает лужайку соседа раз в неделю за два доллара и бутылку пива. Это важная составляющая ее имиджа дурного мальчишки, а пенсионер, в свою очередь, доволен тем, что использует труд подростка за символическую плату, больше похожую на милостыню. Джейн известно, что каждое утро ровно в десять часов старик принимает ванну. Он наполняет ее отваром из лекарственных трав, выписанных по почте («Вы обретете силу бизона с помощью чудо лекарства Сахема Львиное Сердце!»), и мокнет в этом бульоне, почитывая газетку, которая к концу сеанса расползается у него в руках.
Перед тем как лечь в ванну, Флагстоун водружает на табурет старый радиоприемник и, поставив звук на максимум, прослушивает биржевые новости, ибо вечно хвастается своим статусом рантье и тем, что якобы обладает беспримерным чутьем, которое позволяет ему никогда не совершать ошибок при покупке ценных бумаг.
Джейн проникает в соседский дом, убедившись, что никто ее не видит. В ладони зажата большая канцелярская скрепка. Она пробирается к щитку, с которого подается электрический ток в ванную, и заменяет свинцовый предохранитель на «жучок», сделанный из скрепки, которому придает нужную форму. Все поверхности, к которым прикасаются ее пальцы, Джейн незаметно вытирает носовым платком и ставит фарфоровую пробку на место. На всем, что находится в доме, лежит печать запустения: мебель и мелкие предметы покрывает бархатный слой серой пыли. Джейн тихонько толкает дверь в ванную и молча останавливается в проеме. Флагстоун уже плещется в своих противогнилостных травах, как огромная лягушка в илистом пруду. Он поднимает нос кверху и тут замечает непрошеного гостя.
— Что ты здесь делаешь, парень? — раздраженно бросает он. — Ведь ты не сегодня подстригаешь лужайку, а завтра! Неужели не можешь правильно прочесть в календаре, какое сегодня число? В конце концов я поверю, что ты не умнее своего чокнутого деда! Убирайся, видишь, я работаю. Своими глупостями ты мешаешь мне зарабатывать деньги!
Джейн улыбается. Она расстегивает рубашку, спускает брюки, а затем с особым удовольствием освобождается от трусиков. Голая, она стоит перед стариком, у которого отвисает челюсть от изумления.
— Как… как… — бормочет он, не сводя глаз с черного треугольника между ее ног.
Очки сваливаются с его носа и плюхаются в воду. Джейн задирает ногу, как балерина,
С помощью Толокина у нее давно выработался рефлекс — касаться как можно меньшего количества предметов и стирать за собой следы тряпкой, как это делают аккуратные домохозяйки, очищая дом от пыли. Хотя в данном случае это излишняя предосторожность — ведь все знают, что она работает на соседа. Именно ей предстоит обнаружить труп, когда завтра она в обычный час явится подстригать лужайку. Полиция придет к выводу, что произошел несчастный случай. «Он хотел увеличить громкость, — скажет дежурный полисмен, — и нечаянно опрокинул приемник в ванну. Классический вариант».
Джейн долго смеялась в душе, припоминая, как среагировал старый идиот на то, что она оказалась девчонкой. В тот момент в его глазах промелькнуло нечто вроде ужаса, смешанного с восхищением. Нет, Джейн не стала смотреть, как он поджаривается, она не садистка! Действовала как профессионал, хотя и признавалась себе, что стриптиз был, пожалуй, лишним. И она ничего не рассказала о нем Толокину.
В перерывах между обострениями болезни Кактус знакомит ее с нужными людьми, с теми, которые впоследствии, возможно, станут ее работодателями. Он предоставил в полное распоряжение Джейн кипу фальшивых документов, безупречно изготовленных паспортов, свидетельств о рождении, заставил девушку вызубрить несколько легенд ее «прошлого». Все это она должна была привести в порядок: сделать картотеку и упрятать в коробки из-под обуви. Итак, теперь Джейн располагает несколькими наборами документов, удостоверяющих ее личность, со всем, что положено, — дипломами об образовании, фальшивыми семейными фотографиями и даже вырезками из газет, которые Толокин заказал напечатать своим тайным соратникам, где она изображена как королева выпускного бала или Мисс Брусничный Торт где-нибудь в провинции. Все эти живописные детали должны были сделать ее ложные документы еще более убедительными. Кактус дошел даже до того, что изобразил ее фотографию на четвертой стороне обложки толстого дамского романа, чтобы Джейн при случае могла себя выдать за писательницу.
Когда же, напротив, наступают черные дни и самочувствие старика резко ухудшается, он неподвижно сидит, прижавшись к стене возле окна, поджидая появление медсестры секретных служб. Та должна ему сделать пресловутый омолаживающий укол, который якобы вернет Кактусу облик тридцатилетнего здоровяка.
— Вот увидишь, — хихикает он, — я совсем не дурен собой. Когда ко мне вернется молодость, ты просто-напросто втюришься в меня как кошка.
Он простаивает весь день в ожидании и ворчит по поводу «чертовой медички, которая так долго заставляет себя ждать».
— А ведь я уже им говорил, что согласен вновь поступить к ним на службу, — хнычет старик. — Мне надоело быть развалиной. Я совсем привык… А потом посмотрел на тебя — на твое свеженькое тельце, и мне тоже захотелось молодости. Вот тогда я им и позвонил. Они обязательно пришлют медсестру, я получу что положено, и посмотрим, что ты скажешь! Вот тогда-то мы будем ложиться вместе не только для того, чтобы спать!
И он принимается хохотать своим диким смехом. Джейн терпеть не может его в таком состоянии — похожего на идиота, у которого почти не осталось мозгов. Взгляд старика становится бессмысленным. Это взгляд дебила, на губах играет самодовольная мальчишеская улыбка…