Ночная погоня(сборник)
Шрифт:
Он вышел за дверь и смотрел, как уносится вверх теперь уже не мигающий, уверенный огонек, унося с собой судьбу его племени. Если эти двое расскажут на Земле о радиоактивных камнях, впереди рабство и гибель. Если промолчат, быть может, его племя возродится к прежнему величию и вновь отправится на другие планеты; когда-то, еще в пору своего расцвета, лунный народ от этих попыток отказался, но ведь теперь на других мирах его встретят не дикие джунгли, а жизнь и разум. Быть может, когда-нибудь, владея древним знанием и покупая на других планетах вещества, которых нет на Луне, потомки даже найдут способ вернуть
Лъин смотрел вверх: ракета поднималась над ним по спирали, то заслоняя, то вновь открывая просвет в вышине, равномерная смена тени и света — будто мерные взмахи крыльев в незапамятной дали времен, когда воздух над Луной был еще полон летучих существ. Наконец черные крылья достигли свода, Лъин открыл шлюз, они скользнули наружу — и стало совсем светло… может, это предзнаменование? Но как знать, доброе или дурное?
Он понес медную проволоку в детскую.
А на корабле Тощий Лейн смеющимися глазами следил за Толстяком Уэлшем — тому явно было не по себе, он пытался собраться с мыслями.
— Ну? — сказал Тощий. — Каков наш приятель? Пожалуй, не хуже людей, а?
— Угу. Пускай даже лучше. Я на все согласен. Он не хуже меня… а может, и получше. Хватит с тебя?
— Нет. — Тощий ковал железо, пока горячо. — Как насчет радиоактивных материалов?
Толстяк подбавил двигателям мощности и ахнул: ракета рванулась вперед с небывалой силой, его вдавило в кресло. Он осторожно перевел дух, немного посидел, глядя в одну точку. Наконец пожал плечами и обернулся к Тощему:
— Ладно, твоя взяла. Обезьяну никто не тронет, я буду держать язык за зубами. Теперь ты доволен?
— Ага.
Тощий был не просто доволен. Он тоже в случившемся видел предзнаменование, и значит, идеалы не такая уж глупость. Быть может, когда-нибудь черные крылья предрассудков и чванливого презрения ко всем иным племенам и расам перестанут заслонять небо Земной империи, как перестали они застилать глаза Толстяку. Вероятно, ему, Лейну, до этого не дожить, но в конце концов так будет. И править миром станет не одна какая-либо раса, но разум.
— Да, Толстяк, я очень доволен. И не горюй, ты не так уж много потерял. На этой Линовой схеме сцепления мы с тобой разбогатеем; я уже придумал, новый способ пригодится, по крайней мере, для десяти разных механизмов. Что ты станешь делать со своей долей?
Толстяк расплылся в улыбке:
— Начну валять дурака. Помогу тебе снова-здорово взяться за твою пропаганду, будем вместе летать по свету и целоваться с марсияшками да с обезьянами. Любопытно, про что сейчас думает наша обезьянка.
А Лъин в эти минуты ни о чем не думал: он уже решил для себя загадку противоречивых сил, действующих в уме Толстяка, и знал, какое тот примет решение. Теперь он готовил медный купорос и уже провидел рассвет, идущий на смену ночи. Рассвет всегда прекрасен, а этот — просто чудо!
Збинек Черник
Дорога к началу веков
Гуго небрежно взялся
— Итак, господа, — проронил Гуго, — вам что-нибудь не по душе, признавайтесь! Вот, глядите — инфузории плавают.
На Оскара с Теодором ему удалось произвести должное впечатление, но его собственный братишка Венделин, существо без меры трусливое и любопытное, стал совершенно не к месту выламываться и заводиться, забывая о дисциплине и боевом духе.
— А что, если узнают? Что, если нам попадет? — заныл мальчишка таким противным голосом, что едва не разозлил своего старшего (на четыре года) брата.
Это нытье, конечно, было проявлением отвратительной трусости, а трус, само собой, не годился для участия в экспедиции Гуго; Венделина пришлось взять, иначе он проболтался бы родителям. Но если рассуждать объективно, в словах малыша все-таки было что-то рациональное — ведь речь шла о рискованном и, если говорить честно, — совершенно незаконном предприятии. Оно было опасно и противозаконно хотя бы потому, что Гуго для своей экспедиции «увел» отцовскую гидроракету. Гидроракеты были единственным средством, с помощью которого можно было переплыть Большую Лужу, а похищение ракеты грозило, в случае раскрытия, поркой с применением электронной розги. И что хуже всего, вопреки запретам, они решили добраться до противоположного берега Большой Лужи, берега загадочного и полного опасностей — там, по всей вероятности, и люди никогда не жили.
Старинные предания и легенды толковали, что в том краю когда-то обитали гиганты и другие сверхъестественные существа — должно же было от них хоть что-то остаться!..
Понятно, что все эти россказни казались совершенно невероятными и невозможными, однако, так или иначе, Совет мудро рассудил, что за Большой Лужей абсолютно ничего нет, но из соображений безопасности и так, на всякий случай, всякие поездки туда были строжайше запрещены.
И только теперь, когда до Гуго дошло, какие последствия будет иметь его затея, в случае, если узнают взрослые, он лишился обычной отваги, но только на короткое время. Решимость и уверенность в себе снова вернулись к Гуго, как и подобало предводителю экспедиции. Никаких дискуссий и сомнений в экипаже. Венделину он ответил коротко и ясно:
— Цыц, малявка!
Маленький Венделин, к удивлению Гуго, не нашел, что ответить, и замолчал. А Гуго дал приказ высаживаться и выбросил из корпуса гидроракеты быстродействующий якорный захват.
Когда замолк двигатель якорного захвата, все какое-то время лишь удивленно озирались. Тут было на что посмотреть. Ребята в жизни не видели ничего подобного. Перед ними вроде был дом, но в сто раз больше, чем нормальное человеческое жилище.
— Ничего себе — размеры! — проговорил Теодор. — Настоящий замок великана.