Ночной администратор
Шрифт:
– Ты что-нибудь нашла?
Она покачала головой.
– И не могла, правда же? Я не знала, что искать. И решила, хрен с ним, спросила у него самого.
– Что ты сделала?
– Я прижала его к стенке. Однажды после ужина. Я спросила: «Это правда, что ты аферист? Скажи мне. От девочки тайн нет».
Джонатан глубоко вздохнул.
– Ну ладно, это было по крайней мере достойно, – сказал он, осторожно улыбаясь. – Как Роупер это воспринял? Во всем покаялся, поклялся впредь не делать ничего дурного, сказал, что виной всему его несчастливое детство?
– Окаменел.
– И сказал...
– И сказал, чтобы я не лезла не в свои дела.
Джонатан
– А ты сказала, что это твое дело? – спросил он.
– Он говорил, я все равно не пойму, даже если он мне все расскажет. Я должна заткнуться и не трепаться о том, чего не понимаю. Потом сказал, что это не преступление, а политика. Я спросила: что не преступление? Что политика? Говорю, расскажи мне о самом страшном. Подведи черту, чтобы я знала, во что замешана.
– И что Роупер? – Джонатан поежился, как от холода.
– Он сказал, что никакой такой черты не существует. Это только люди, подобные моему отцу, думают, что всему есть предел, и потому-то люди, подобные моему отцу, слабаки. Он сказал, что любит меня и этого довольно. Тогда я разозлилась и сказала, что, может быть, для Евы Браун этого было довольно, а для меня нет. Я думала, он побьет меня. Но он просто принял к сведению. Его ничто не удивляет, ты заметил? Все только факты. Одним фактом больше, одним фактом меньше. Потом логический вывод – и точка.
«Это и было то, что он сделал с Софи», – подумал Джонатан.
– А ты сама? – спросил он.
– Что я сама? – Она плотнее закуталась в накидку. Ей захотелось выпить бренди. Бренди у него не было, он налил виски. – Это ложь, – сказала Джед.
– Что ложь?
– Мои роли в жизни. Мне говорят, кто я такая, и я верю и так и живу. Я всегда верю людям. Ничего не могу с собой поделать. Теперь появился ты и сказал, что я тупица. Но он говорит мне другое. Он говорит мне, я его ангел. Я и Дэниэл, все это ради нас. Однажды вечером, при Корки, он так и сказал. – Она глотнула виски. – Каро говорит, что он толкает наркотики. Ты знал это? Целые горы наркотиков в обмен на оружие и Бог знает что еще. Он уверяет, что речь идет не о каких-то полузаконных сделках. Не о мелком мухляже. Речь идет об обдуманном, организованном преступлении огромных масштабов. Он говорит, что я гангстерша. Любовница гангстера. Еще одна версия того, кто я есть, которую я пытаюсь осмыслить. Захватывающий момент в моей жизни – превращение в себя.
Она снова смотрела на него, прямо и не мигая.
– По уши в дерьме, – повторила она. – Вляпалась с закрытыми глазами. Я заслужила. Только не говори, что я тупица. Проповедовать я могу сама. Но как бы там ни было – тебе-то какого хрена надо? Ты ведь тоже не образец добродетели.
– А что говорит Роупер? Что, по его мнению, мне надо?
– Ты попал в переплет. Но хороший мужик. Тебя надо спасти. Ему надоело, что Корки под тебя копает. Но, правда, он еще не застал тебя в нашей спальне. – Она вспыхнула снова. – Теперь ты рассказывай.
Он долго молчал. Сначала подумал о Берре, потом – о себе. По всем правилам, он не должен был болтать.
– Я доброволец, – признался он.
Джед скривилась:
– Работаешь на полицию?
– Типа того.
– Сколько в тебе от тебя?
– Сам хочу понять.
– Что они сделают с ним?
– Поймают. Будут судить. Посадят.
– Как ты можешь делать это добровольно? Боже мой.
Ни один военный учебник не
– Это началось с одной девушки, – сказал он. И поправился: – С одной женщины. Роупер вместе с другим человеком убили ее. Кроме меня, за нее некому отомстить.
Сгорбившись и все еще кутаясь в накидку, она огляделась по сторонам и снова уставилась на него:
– Ты любил ее? Эту девушку? Женщину?
– Да. – Он улыбнулся. – Она была моим ангелом.
Джед, по-видимому, не была уверена, одобряет ли она его.
– Когда ты спасал Дэниэла у Мама Лоу, это тоже было вранье?
– Во многом.
Он видел, что все смешалось у нее в голове: негодование, попытка понять, усвоенные в детстве путаные моральные принципы.
– Доктор Марта сказал, что они чуть не убили тебя.
– Это я чуть не убил их. Вышел из себя. Эта игра могла плохо кончиться.
– Как ее звали?
– Софи.
– Ты должен рассказать мне про нее.
Она имела в виду, здесь, в этом доме, сейчас.
Он проводил ее наверх, в спальню, и лежал рядом, не прикасаясь. Рассказывал о Софи. Она уснула, но он никак не мог заснуть. Проснувшись, Джед захотела содовой, и он принес ей из холодильника. В пять часов, перед рассветом, он надел спортивный костюм и проводил ее по туннелю до сторожки, не разрешая зажигать фонарь. Она шла чуть позади, с левого бока, как новобранец, которого он вел в бой. Подойдя к сторожке, он просунул голову и плечи в окно, чтобы поболтать с ночным сторожем Марлоу и дать возможность Джед проскочить незаметно.
Его тревога не улетучилась, когда, вернувшись, он застал Амоса Расту сидящим возле двери в ожидании чашки кофе.
– Вчера вечером вы пережили великолепные, воодушевляющие минуты, возносясь душой, мистра Томас, сэр? – спросил он, положив в чашку четыре доверху наполненные ложки сахара.
– Обычный был вечер, Амос. А у тебя?
– Мистра Томас, сэр, я не слышал здесь у нас запаха дыма в час ночи, с тех пор как мистра Вудмен, бывало, развлекал своих подружек музыкой и любовью.
– Со всех точек зрения было бы лучше, если бы мистер Вудмен почитал назидательную книгу.
Амос расхохотался.
– Кроме вас, мистра Томас, только один человек читает на этом острове книгу. И тот одурманен травкой и слеп, как камень.
Ночью, к его ужасу, она появилась опять.
Накидки теперь не было. Был костюм для верховой езды, который, как она безусловно считала, придавал ей статус неприкосновенности. Он испугался, но не удивился – уже узнал в ней решительность Софи и понял, что отослать ее назад не легче, чем уговорить Софи отказаться от возвращения в Каир, где ее ждала встреча с Хамидом. Поэтому он успокоился, и это спокойствие объединило их. Она взяла его за руку и повела наверх. Там она рассеянно пересмотрела его рубашки и белье. Сложила аккуратно то, что было сложено неаккуратно. Нашла то, что он никак не мог найти. Притянула его к себе и поцеловала очень точно, словно заранее решила, до каких пределов может отдать себя ему. Когда они поцеловались, она опять спустилась и, остановившись под светильником, дотронулась до его лица кончиками пальцев, удостоверяясь в его реальности, как бы мысленно фотографируя его, делая с него зарисовки, чтобы унести с собой. Он вдруг не к месту вспомнил пожилую эмигрантскую чету, танцевавшую у Мама Лоу в ночь похищения, как они недоверчиво касались лиц друг друга.