Ночной кошмар (Властители душ)
Шрифт:
"Какой ты восхитительный мужчина!" - подумала она. Голоса горного леса затихали, она слышала лишь биение своего сердца. Такой прекрасный, такой желанный, такой нежный мужчина. Очень, очень нежный.
Дом стоял на Юнион-роуд, в одном квартале от городской площади. Бунгало с белой отделкой. Очень миленький домик. Окна с зелеными рамами и такими же ставнями. Под навесом крыльцо со скамейками вдоль перил и ярко-зеленым полом. С одной стороны перила заканчивались частой решеткой до потолка, которую увивал плющ, а с другой росли густые кусты сирени.
В час дня Салсбери поднялся по трем ступенькам к входной двери. В руках у него был диктофон с прикрепленным к нему блокнотом. Он позвонил.
Пчелы жужжали в гроздьях цветущей сирени.
Увидев женщину, открывшую дверь, он удивился. Возможно, из-за того, что во дворе было столько цветов, или оттого, что все вокруг говорило о достатке и ухоженности, непохожей на результат работы одного нервного труженика, он ожидал, что чета Маклннов окажется пожилой. Парочка тощих старичков, которые любят возиться в своем садике, у которых нет внуков, нет нужды проводить время с ними, подозрительно поглядывая на них поверх очков. Однако открывшей дверь стройной блондинке с лицом того типа, который незаменим для рекламы косметики, было лет двадцать пять. Высокого роста, не хрупкая, но очень женственная, с ногами, как у танцовщицы из кордебалета, в шортах и бело-голубом свободном вязаном топике. Даже сквозь переплет дверного окна он разглядел, как она хорошо сложена, он никогда в жизни не касался такого упругого стройного тела.
Как обычно, столкнувшись с женщиной, похожей на тех, что переполняли его фантазии всю жизнь, он растерялся. Он уставился на нее, облизывая губы, и никак не мог придумать, что бы такое сказать.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? Он откашлялся.
– Меня зовут... Альберт Дейтон. Я нахожусь в городе с прошлой пятницы. Не знаю, слышали ли вы.., я провожу одно исследование, социологическое исследование. Я разговариваю с людьми...
– Я знаю, - кивнула она.
– Вчера днем вы заходили к Соломанам, это рядом.
– Правильно.
– Несмотря на то, что солнце пекло вовсю, Салсбери даже не вспотел, взяв подряд три интервью, но сейчас он чувствовал, как пот заструился у него по лбу.
– Я бы хотел побеседовать с вами и мистером Маклином, если вы уделите мне время. Полчаса было бы вполне достаточно. Там около сотни вопросов...
– Простите, - перебила она, - но моего мужа нет дома. Он работает весь день на лесопилке. Но в половине шестого он вернется домой.
Он взглянул на диктофон, решая, что делать.
– Я всегда смогу застать его дома в удобное время, а сейчас, может быть, поговорю с вами и детьми и покончу с этим...
– Ах, мы всего только год, как женаты. У нас нет детей.
– Молодожены?
– Что-то вроде этого, - улыбнулась она. На щеках у нее появились ямочки.
Он почувствовал, как проваливается в опасное болото, как его неумолимо влечет к решению, принятие которого уничтожит его.
– А кто еще с вами живет? Какие-нибудь родственники?
– Только Ричи и я.
– Ричи - это ваш муж?
– Точно.
В прошлую пятницу, в заведении Альтмена, он рисковал провалить весь секретный проект, воспользовавшись кодовой фразой, чтобы поразвлечься с этой официанткой, похожей на Мириам. Все сошло гладко, но он знал, как глупо было позволять эмоциям взять над ним верх. Словно в наказание за такое
– Я "ключ".
– Я "замок".
Он облегченно поднял бровь.
– Ты одна?
– Да.
Он начал дрожать, но не от страха, а от возбуждения.
– Ты кого-нибудь ждешь?
– Нет. Никого.
– Кто-нибудь ждет тебя? Ты собиралась навестить кого-нибудь?
– Нет.
– Впусти меня.
Она распахнула дверь.
Вслед за ней он вошел в холл, где работал кондиционер. Справа под овальным зеркалом стоял туалетный столик, слева на стене висел небольшой пейзаж - отчаянно сражавшийся со штормом кораблик.
– Закрой дверь. И запри ее.
Она выполнила то, что он велел.
Короткий коридор, в котором висели еще две картинки с изображением кораблей, вел из холла в кухню.
Слева дверь под аркой вела в гостиную. Комната была со вкусом обставлена. На полу - восточный ковер. Две обтянутые вельветом софы и кофейный столик с темной блестящей столешницей образовывали уголок для приятных бесед. В тон обивке мебели были подобраны вельветовые шторы на окнах. Вдоль стены стеллаж для журналов. Музыкальный центр. Две напольные лампы. И гармонировавшие с цветом ковра снова на стене изображения кораблей в китайской гавани.
– Задерни шторы, - приказал он.
Она переходила от окна к окну, затем вернулась на середину комнаты. Остановившись, опустила руки, глядя на него с покорной полуулыбкой.
Она ждала. Ждала приказов. Его приказов. Она была его куклой, его рабой.
Больше минуты он простоял в проеме арки, не в состоянии решить, что делать дальше. Охваченный страхом, предчувствиями и вожделением, он обливался потом, словно пробежал целую милю. Она была его. Целиком его: ее рот, грудь и бедра, ноги, каждый дюйм ее тела. Более того: ему не приходилось волноваться, удовлетворит ли он ее. Если сказать ей, что она его любит, она будет любить его. И никаких сожалений после. Никаких взаимных упреков. Только сам акт - а там черт с ней. Здесь, сейчас, готовый впервые использовать женщину именно так, как ему хотелось, он обнаружил, что действительность даже более волнующа, чем мечты, единственно которыми ему приходилось довольствоваться долгие годы.
Она вопросительно взглянула на него:
– Это все?
– Нет.
– Голос его стал хриплым.
– Чего ты хочешь?
Он подошел к ближней лампе, включил ее и присел на софу.
– Стой, где стоишь, - сказал Солсбери, - отвечай на мои вопросы и делай, что я скажу.
– Ладно.
– Как тебя зовут?
– Бренда.
– Сколько тебе лет, Бренда?
– Двадцать шесть.
Достав из кармана носовой платок, он вытер лицо. Потом взглянул на марины с изображением кораблей.