Ночной охотник

Барнс Томас

— Кто вчера оставался на вахте? — раздался наконец его тихий властный голос. — Кто вчера должен был охранять наш покой?

— Вчера, кажется, дежурным оставался Лоник, — болезненно сморщившись, не очень уверенно отозвался Джиро.

Чернокожий потирал мощный затылок с таким мучительным видом, точно его кто–то совсем недавно с силой огрел по голове увесистым поленом.

— Да, я вместе с Рахтом и Хекфи вроде бы сторожил около костра, — нерешительно подтвердил толстобрюхий Лоник.

— Что это значит,

«вроде бы сторожил»? — недоуменно уставился на него Хрипун. — Как это понимать? Разве так заведено? Разве ты не помнишь, чья очередь была вчера?

Нестройное гудение голосов, раздавшееся в ответ, показало, что отряд полностью поддерживает предводителя.

Всем показалось, что черное, как полированный антрацит, блестящее круглое лицо Лоника вмиг словно бы посерело. Лоб и щеки его покрылись мелкими капельками пота, когда холодные, сосредоточенные глаза Кийта впились в него.

Мало кто выдерживал этот тяжелый взгляд. Пытливые глаза его просто гипнотизировали, подчиняли собеседника своей воле. Толстяк не был исключением из правил. Лоник скорчился, съежился, и даже словно уменьшился в размерах под влиянием пронизывающего взора своего предводителя.

— Отвечай, что же ты молчишь? — едва слышно спросил Хрипун.

— Кажется, помню. Мы оставались туг сторожить, — тяжело вздохнув, подтвердил Лоник.

Его коротко остриженные, густые черные волосы от ужаса, казалось, встали торчком, и стали напоминать плотную щетку для одежды.

Лоник ничего не помнил о вчерашнем вечере. Но он сделал мысленное усилие, судорожно сглотнул слюну и неуверенно добавил:

— Точно, мы здесь остались с оружием, а вы все, кажется, пошли спать в пещеру…

Больше он выдавить из себя ничего не смог, замолчал, и вокруг потухшего костра повисло тяжкое молчание. Тогда Лоник протянул руки в сторону своих товарищей и взмолился:

— Рахт! Хекфи! Что же вы молчите? Мы же были вместе! Разве вы ничего не помните, други мои?

Рябой Рахт и светлокожий Хекфи, сидевшие на другом конце кострища, неуверенно переглянулись между собой и понуро, но утвердительно кивнули. Но добавить что–либо к словами толстяка они явно побоялись.

Тогда Лоник потерянно улыбнулся и только неопределенно махнул пухлой рукой.

— Да, точно. Мы сторожили здесь и сидели, сидели, сидели… — мучительно припоминал он.

Однако, как ни силился, дальше этого продвинуться не смог.

Было видно, что память его довольно сильно повреждена. Иначе нельзя было объяснить тот факт, что воспоминания даже о простых событиях, происходивших накануне, ставят его в тупик.

Даже Кийт не мог сразу помочь Лонику. Как не мог он прийти на выручку и к другим сёрчерам потому, что его собственные каналы телепатической связи после вчерашней ночи нуждались в тщательном восстановлении.

Стало заметно, что от напряжения чернокожий толстяк

чувствует себя все хуже и хуже. Чтобы не добивать его окончательно, предводитель отряда решил прийти Лонику на подмогу.

— Давайте вместе вспомним, — миролюбиво предложил Хрипун. — Что–то произошло, но мы должны объединиться и попытаться вместе, сообща все восстановить. Давайте думать, и пусть каждый постарается вспомнить, что происходило ночью. Потом мы вместе выстроим все от начала до конца.

Пару минут сёрчеры сидели молча. На их хмурых, угрюмых лицах читалось невероятное напряжение внутренних сил.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как шелестит трава. Слабый свежий ветерок с едва уловимым шуршанием шевелил ветвями кустарника.

— Насколько я помню, мы поужинали горячими личинками мускусного жука, — прервал молчание Хрипун. — С этим никто не будет спорить?

Разноголосый гул одобрения показал, что эта часть вчерашнего вечера доступна всем.

— Я сшил каждому тарелку из пальмовых листьев, — встрял повар Диал. — А Джиро еще кричал, что хочет догнать и зажарить грокона…

— Так что, пили мы вино? — полуутвердительно–полувопросительно обратился к приятелям Кийт.

— Конечно, пили! — воодушевленно зашевелились сёрчеры.

Воспоминания о таких простых и приземленных вещах словно помогали им нащупать твердую почву для укрепления разрушенного сознания. Из глубин расстроенной памяти сёрчеров всплывали, словно обломки кораблекрушения из морской пучины, различные образы, связанные со вчерашним вечером.

Постепенно, шаг за шагом они стали разматывать спутавшийся и порвавшийся клубок воспоминаний. То один, то другой извлекал из своей поврежденной памяти определенную деталь, обязательно находившую свое место в общей панораме.

Неожиданно взгляд Кийта обратился на буйволиц. Сначала он не понимал, что именно заставило его насторожиться, а потом пришло озарение.

Животные, судя по всему, тоже чувствовали себя неважно. Хотя они совершенно точно не употребляли накануне никаких спиртных напитков. Никто не предлагал буйволицам ни медового вина, ни крепкой кактусовой килы. Между тем, рогачки едва держались на ногах. Животных мутило, с их губ слетали клочья пены, и они бросали на своих хозяев вялые, беспомощные взгляды.

Перехватив его взгляд, Диал сказал:

— Сегодня у рогачек совсем нет молока. Ничего не понимаю, но первый раз за все время молоко пропало. Вымя совершенно пустое, и ни у одной я не смог надоить молока ни капли.

Сначала Хрипун не мог понять, что его тревожит, когда он смотрел на стоянку буйволиц. Он подошел ближе и с мучительной гримасой принялся осматривать все вокруг.

И мысленные усилия не пропали даром. Его внезапно осенило, и это стало своего рода ключом к разгадке тайны прошедшей ночи.