Ночной поезд в Мемфис
Шрифт:
— Пора переодеваться к банкету, Шмидт, а то опоздаем.
— Ну еще одну, — умоляюще произнес Джон, глядя на меня из-под густых ресниц.
— Хорошо, еще одну успеем. Дайте подумать... А! Вот эту вы, наверное, не слышали, это последний хит сестер Роуд.
Песня называлась «Ты — объезд на пути к небесам». Думаю, и простаку понятно. Сюжет незамысловат: когда мама героя лежала на смертном одре, она наказывала ему не якшаться с девчонками определенного толка. Но герой был ослеплен светом фар ее автомобиля и сел к ней в машину, просто покататься...
Пропев три куплета и три раза припев, я прервала Шмидта.
На лице Джона
— Боже мой, — благоговейно произнес он, — это великолепно! Это даже лучше, чем песня об Иисусе и футбольных воротах жизни. Как там? «Следуя изгибам твоего тела, я сбился с пути...»?
— Шмидт, — угрожающе процедила я сквозь стиснутые зубы.
— Да-да, Вики, идем. — Вставая, он взял Джона под руку, — «И руки мои соскользнули с руля...»
Они пошли к двери, рука в руке, их голоса слились в дуэте. Это было самое отвратительное завывание, какое мне доводилось слышать, а я пару раз в жизни наступала кошкам на хвосты.
— Иногда на него находит, — сказала Мэри со сдержанной извиняющейся улыбкой. — Причуда.
Причуда? Я бы назвала это по-другому.
III
Собирать Шмидта на торжественный ужин и костюмированный бал так же хлопотно, как наряжать невесту под венец. (Да, мне приходилось быть подружкой невесты. Дважды.) Сама я оделась быстро. Шмидт, этот хитрый маленький негодяй, подарил мне три ужасных платья, купленных у торговцев с лодок: одно было слишком коротким, другое — слишком узким, третье — то и другое вместе, и все три расшиты разноцветными блестками. Я уже решила, что не появлюсь на публике ни в одном из них, и, надев платье в синюю и белую полоску, купленное у Азада, оглядела себя. Быть может, оно не выглядит шикарным, зато очень удобное и очень простое: два прямоугольных лоскута, сшитые на плечах и по бокам, с прорезями, оставленными для рук. Синий шнур окаймлял горловину и шлиц спереди.
Я навесила на себя фальшивые золотые украшения и после размышления, более долгого, чем заслуживал предмет, надела на шею цепочку с золотой розочкой. Слишком много народа имело доступ в мою каюту, и столь необычное и ценное украшение могло вызвать излишний интерес. Саму подвеску я засунула поглубже в вырез платья, чтобы никто не смог ее увидеть или незаметно снять, и отправилась в каюту Шмидта.
Когда он открыл мне дверь, уголки его розового ротика разочарованно опустились:
— Почему вы не надели одно из своих красивых новых платьев? Это — слишком простое, слишком просторное. Оно уродливое!
Я могла бы так же оскорбительно высказаться по поводу его вклада в мой гардероб, но мама всегда учила меня, что неприлично критиковать подарки.
— Я их берегу, чтобы ослепить Герду. Поторопитесь, Шмидт. Вы что, ждали меня, чтобы я застегнула вам пуговицы?
— Нечего застегивать, у меня нет никаких пуговиц, — всерьез ответил Шмидт. — Просто я еще не решил, что надеть: костюм с золотым или серебряным шитьем. Или, может, этот, красно-зеленый?
— Но мне казалось, вы уже остановились на золотом.
— Да, но теперь думаю, что лучше все же серебряный. А, придумал! Вы будете в золотом, а я в серебряном.
— Все равно никто не поверит, что мы близнецы, Шмидт.
Шмидт снизошел до смешка. Однако он был полон решимости, и я сдалась. Он скромно удалился в ванную, пока я переодевалась. Мне на это потребовалось секунд сорок, после чего я уселась и приготовилась
— Какого черта вы там делаете, Шмидт?
Дверь открылась. Если бы я не сидела, то рухнула бы на пол.
Свободные одежды и головной убор, обрамляющий лицо и скрывающий лысину, придает мужчине весьма привлекательный, чтобы не сказать сексуальный, вид; даже пухленький коротышка выглядел в них величественно. Беда лишь в том, что Шмидт покрасил усы черной краской.
Простая констатация факта, однако, не может передать, как смешно он из-за этого выглядел. Будучи от природы белокож, Шмидт обгорел, и лицо его стало пунцовым, брови остались кустистыми и седыми, а усы... мягко выражаясь, он сделал это зря.
Неужели я сказала это вслух? Нет. Вслух я сказала:
— Ach du, Liber [38] ! Как говорят у нас в Миннесоте, ваш вид ласкает глаз.
Шмидт вернул мне комплимент, сказав, что я тоже грандиозно выгляжу, но попросил распустить волосы. Я отказалась. Он затеял дискуссию на эту тему, но я уже открыла дверь — как раз в тот момент, когда его соседи выходили из своей каюты.
Мэри в еще одной вариации свободного арабского платья выглядела лет на шестнадцать. Ее одеяние было бледно-желтым. С надетого поверх платья корсажа свисали маленькие ленточки. Рукава закрывали руки по локоть, сквозь плотную, непрозрачную ткань ничего не было видно.
38
Ах ты, дорогой (нем.).
Я предполагала, что Джон даст себе волю — он ведь такой мастер менять личины, в нем есть что-то от плохого актера. Но он не надел даже смокинга. Без головного убора, в рубашке с короткими рукавами и мятых брюках защитного цвета, он имел тот небрежный щегольской вид, какой умел придавать себе только Джон.
Его обувь навела меня на догадку.
— А, — сказала я, — значит, вы играете роль честного, работящего археолога! Очень оригинально.
Только Джон понял скрытый намек и довольно улыбнулся, а Шмидт воскликнул:
— Sehr gut! [39] Но вам нужен пробковый шлем, сэ-э-э... Джон. У вас есть? Возьмите мой. Нет, прошу вас, это придаст вашему костюму завершенность.
Большинство остальных мужчин не смогли противиться соблазну разрядиться в пух и прах. Только Эд Уитбред и уролог-птицевод надели обычные смокинги. На головах у Свита и Брайта красовались огромные тюрбаны, а у герра Гамбургера, как я окрестила господина из Гамбурга, — лихо сдвинутая набекрень красная феска. Лэрри облачился в длинную галабею мягкого коричневого цвета. Женщины напоминали стаю птиц с пестрым оперением. Сьюзи втиснулась в узкое платье с золотыми блестками, Луиза — в одно из витиевато и ярко расшитых одеяний. Оно и само по себе было достаточно безвкусным, но она еще дополнила свой наряд неким, видимо, самодельным сооружением — подобием высокой короны, в которой Нефертити изображена на большинстве своих портретов. На Нефертити этот головной убор выглядит грандиозно, потому что у нее длинная и стройная шея. И нет усов.
39
Очень хорошо! (нем.).