Ночной портье
Шрифт:
Эвелин привезла меня во французский ресторан, который, судя по всему, был очень дорогим.
— Надеюсь, что вы невообразимо богаты, — сказала она. — Цены тут ужасные. Ну как, невообразимо?
— Да, невообразимо.
Она покосилась на меня через стол:
— По вашему виду не скажешь.
— Старинные деньги. Наследство, — пояснил я. — В нашей семье не любят шика.
— Вы из старозаветной семьи?
— Как-нибудь расскажу, — уклончиво ответил я. Эвелин начала рассказывать о себе, хотя я ни о чем ее не расспрашивал. Объяснила, что она юрист, в Вашингтоне
Вон тот — сенатор, но даже в лифте ни одна девушка не может уберечься от его приставаний. А этот — второй секретарь посольства, торгует наркотиками, переправляя их с дипломатической почтой. Поглядите на того — это известный лоббист, у него в кармане целые гроздья конгрессменов из обеих палат. А вон тот, что сидит в углу, — из ЦРУ, он организовал целый ряд политических убийств в южноамериканских странах.
Я попросил ее заказывать все, что ей захочется, в том числе и вино, хотя лично я предпочитаю пиво.
— Позвольте мне, простому провинциалу, целиком положиться на ваш вкус, — галантно произнес я.
Я был в приподнятом настроении, меня радовало, что я сидел рядом с красивой женщиной и мог свободно, не заикаясь беседовать с ней. Новая, совершенно неизведанная жизнь, казалось, открывалась передо мной.
— Значит, такие мальчики, как вы, выходят из старозаветных, сказочно богатых семей?
— В основном — да, — пробормотал я. Она странно поглядела на меня:
— Вы подставной?
— Как вы сказали?
— Подставной. Из ЦРУ?
— Даже не слыхал о таких, — покачал я головой, улыбаясь.
— Ваш друг Хейл сказал, что вы были летчиком.
— Был когда-то.
Я удивился, когда она успела в суматохе приема расспросить Хейла обо мне. Такое настырное женское любопытство встревожило меня, и я почти решил, что после ужина посажу ее в такси и отправлю домой. Но затем я подумал, что не следует быть таким болезненно подозрительным и портить себе вечер.
— Не распить ли нам еще бутылочку? — предложил я.
— Разумеется, — кивнула она.
Ушли мы из ресторана в числе последних. Я не привык к вину и чувствовал приятное опьянение. Мы уселись в такси и ехали, не прикасаясь друг к другу. Когда такси остановилось перед ее домом, я попросил шофера подождать, пока я провожу свою спутницу.
— Нет, не надо, — перебила Эвелин. — Джентльмен зайдет ко мне пропустить еще стаканчик.
— О, это как раз то, что мне нужно, — немного заплетающимся языком пробормотал я.
Я не разобрал, какая у нее квартира, потому что она не включила свет. Как только мы вошли к ней, она обняла меня и поцеловала.
— Вы беззащитны, и я соблазняю вас, — засмеялась она.
Посмеиваясь, она повела меня за руку через темную гостиную в спальню. Тонкой полоски света из приоткрытой двери в ванную было достаточно, чтобы разглядеть большой письменный стол с грудой бумаг, туалетный столик и длинные, во всю стену, книжные полки Она подвела меня к кровати, повернула кругом и подтолкнула, так что я упал на спину.
— Остальное — уж моя забота, — сказала она. Если Эвелин в министерстве была так же деятельна, как в постели, то правительство не зря держит ее на службе.
— Сейчас, — пробормотала она, усевшись на меня сверху с раздвинутыми ногами и вставив мою трепещущую от вожделения плоть в свое лоно. Она стала раскачиваться взад-вперед, сперва медленно, потом все быстрее, запрокинув назад голову и опираясь сзади на вытянутые руки. В рассеянном лунном свете, отражавшемся от зеркала, ее пышные груди белели перед моими глазами бледными полутонами. Я обхватил руками, гладил и ласкал эти прекрасные груди, и она застонала. Потом всхлипнула, опять застонала, еще и еще, наконец громко, не в силах больше сдерживаться, закричала и блаженно обмякла.
Мгновение спустя я, словно со стороны, услышал собственный сдавленный стон невыразимого наслаждения. Эвелин обессилено скатилась с меня, растянулась на животе и затихла. Я вытянул руку и осторожно, почти бережно прикоснулся к влажному округлому плечу.
— Тебе не было больно?
— Дурачок, — фыркнула она. — Нет, конечно.
— Я боялся, вдруг…
— Неужто твои дамы молчат, когда ты их трахаешь?
— По-моему, да, — неуверенно промолвил я. И про себя подумал, что такие выражения они уж точно не употребляют. Должно быть, в министерстве юстиции принято называть все своими именами.
Она засмеялась, перевернулась на спину, потянулась к столику у кровати за сигаретами и закурила. Огонек спички осветил ее безмятежное лицо.
— Хочешь сигарету? — спросила она.
— Не курю.
— Долго проживешь. А сколько тебе сейчас?
— Тридцать три.
— Самый расцвет, — сказала она. — Чудесный возраст. Не вздумай уснуть. Давай поговорим. Выпить хочешь?
— А который час?
— Самое время промочить горло. — Она выбралась из постели и набросила халат. — Виски устроит?
— Вполне.
Она прошла в гостиную, шелестя халатом. Я взглянул на свои ручные часы. Раздевая меня, она сняла их и аккуратно положила на столик у кровати. Видно, очень аккуратная женщина. Светящийся циферблат показывал четвертый час ночи. Все в свое время, подумал я, сладко потянувшись в постели и вспомнив этот же час прошлой ночи: жужжание счетной машинки; пуленепробиваемое стекло конторки и сбежавшую по лестнице проститутку, просившую открыть ей парадную дверь.
Эвелин вернулась с двумя стаканчиками виски и села на краю постели. В полоске света, падавшей из ванной, резко очерчивался ее самоуверенный профиль. Помимо аккуратности, ей, как видно, было присуще и стремление к полноте ощущений.