Ночной портье
Шрифт:
— Не считаете ли вы, что меня следует ознакомить со всеми обстоятельствами?
— Какими обстоятельствами?
— Как попали к вам деньги? Почему вы уехали из США? Полагаю, вам что-то угрожало? Кстати, и я теперь разделяю с вами опасность, не так ли?
— До некоторой степени, — согласился я. Фабиан кивнул. От подножий Приморских Альп мы стали взбираться по извилистой дороге, петлявшей среди виноградников, сосновых и оливковых рощ с их благоуханным пряным ароматом. В этом блаженном краю, под яркими лучами средиземноморского солнца рассеивалось представление об опасности где-то там, на темных улицах ночного Нью-Йорка, в совершенно ином мире. Я выбросил прошлое из головы вовсе не потому, что хотел
Фабиан молча, не перебивая, выслушал мой рассказ, а затем сказал:
— Допустим, что дела наши и далее пойдут так же успешно. И, скажем, через некоторое время мы сможем вернуть взятые вами сто тысяч, и у нас еще останутся вполне приличные средства. Стали бы вы в таком случае разыскивать владельца денег, чтобы возвратить их?
— Да, я склонен к этому.
— Превосходный ответ, — одобрил Фабиан. — Но я не вижу, как это осуществить, не наводя на ваш след. На наш след, — поправился он. — Тут необходима осторожность. Что-нибудь указывает на то, что эти люди разыскивают вас?
— Только то, что они зверски избили Друзека.
— Достаточно серьезное предупреждение, — поморщился Фабиан. — Когда-нибудь прежде вы имели дело с гангстерами?
— Нет, никогда.
— Так же и я. Возможно, это наше преимущество. Мы не знаем, как они там рассчитывают, потому не попадем в какую-нибудь опасную ловушку, пытаясь перехитрить их. Как мне кажется, до сих пор вы поступали правильно, все время разъезжая. Надо продолжать пока переезжать с места на место. Вы же не против путешествий?
— Наоборот, люблю их. Особенно теперь, когда могу позволить себе это.
— Не казалось ли вам иногда, что эти люди, может, вовсе и не гангстеры?
— Нет.
— Когда-то я читал в газетах об одном человеке, который погиб в авиационной катастрофе. При нем нашли шестьдесят тысяч долларов. Он оказался известным республиканцем и летел в штаб-квартиру республиканской партии в Калифорнии. Это было во время второй предвыборной кампании Эйзенхауэра. Деньги, очевидно, предназначались для нее и тайно переправлялись.
— Возможно, — сказал я, — но я не верю, чтобы какой-нибудь известный республиканец остановился в таком отеле, как «Святой Августин».
— Что ж, — пожал плечами Фабиан, — будем надеяться, что мы никогда не узнаем, чьи это деньги. Скажите, а вы рассчитываете получить двадцать пять тысяч, которые дали взаймы своему брату?
— Нет.
— Вы не скупой. Вполне одобряю.
Мы подъехали ко входу в музей.
— И вот прекрасный пример, — продолжал Фабиан. — Превосходное здание, великолепное собрание предметов искусства. Какое огромное удовлетворение испытал тот, кто пожертвовал деньги на это.
Поставив машину на стоянке, мы вышли и направились к красивому строению на вершине холма, вокруг которого был разбит большой парк. В парке как-то неуклюже стояли огромные статуи, колышущиеся вокруг них деревья и кусты создавали впечатление, что и статуи вот-вот сами сдвинутся с места.
В музее почти никого не было, но меня главным образом озадачило то, что я в нем увидел. Очень редко бывая в музеях и на выставках, я привык видеть в их залах традиционные произведения живописи и скульптуры. Тут же я столкнулся с формами и образами, которые, очевидно, возникали лишь в странном воображении художников и передавались на полотнах грязными пятнами и мазками или диким искажением обычных предметов и человеческих форм, в чем я не мог найти никакого смысла. А меж тем Фабиан молча, с серьезным сосредоточенным видом, чинно переходил от одного
— Какая сокровищница искусства! Сколько тут собрано неуемного воплощения энергии, борьбы, сумасбродного юмора! Вам понравилось?
— Боюсь, что до меня ничего не дошло.
— Вы хотя бы честный человек, — рассмеялся Фабиан. — Нам надо почаще заглядывать на выставки и в музеи. В конце концов вы перешагнете через порог обычных восприятий и чувств. Только побольше всматривайтесь. Как и всякое ценное достижение, это тоже требует усилий.
— А стоит ли? — спросил я, понимая, что в его глазах выгляжу обывателем, но про себя возмущаясь его уверенностью в том, что я должен учиться, а он учить. Как бы там ни было, если б не мои деньги, то он не оказался бы этим утром на средиземноморском побережье, а сиднем бы сидел в Сан-Морице за карточным столом в надежде выиграть у партнеров хотя бы на оплату счета в отеле.
— Для меня стоит, — сказал Фабиан, мягко взяв меня за руку. — Вы недооцениваете душевные радости, Дуглас. Не одной лишь черной икрой жив человек.
Мы остановились у кафе на площади в Сен-Поль де Вансе и сели за один из столиков, стоявших прямо на улице. Невдалеке под деревьями несколько пожилых мужчин играли в шары, их голоса хрипло звучали у старинной потемневшей стены, которая была частью еще сохранившихся средневековых крепостных сооружений. Мы лениво потягивали белое вино, наслаждаясь бездельем и праздностью, когда некуда спешить и нечего делать, разве что бездумно следить за игрой, которая не приносит ни выигрыша, ни проигрыша.
— Не растворяйте наслаждения, — громко произнес я. — Вы помните, чьи это слова?
— Мои, конечно, — рассмеялся Фабиан. И, помолчав, вдруг спросил: — Как вы относитесь к деньгам?
Я в недоумении пожал плечами:
— Никогда особенно не задумывался над этим. А что бы вы ответили на этот вопрос?
— Деньги не существуют для нас как таковые. Они связаны с положением в жизни. Например, ваши взгляды на жизнь, судя по тому, что вы мне рассказывали, сразу в один день изменились, верно?
— Да, это произошло в кабинете врача, когда меня отстранили от полетов.
— И вы согласны, что ваше отношение к деньгам стало тогда совсем иным?
— Да.
— В моей жизни не было такого драматического поворота, — продолжал Фабиан. — Но я давно уже решил, что в мире лишь одна бесконечная несправедливость. Что я видел и пережил? Войны, в которых гибли миллионы невинных людей, разрушения, засухи, голод. И наряду с этим продажность верхов, обогащение воров и постоянное умножение жертв. И почти никакой возможности избежать или хотя бы облегчить страдания. Признаюсь, я всегда стремился не попасть в число жертв. Как я мог заметить, у кого деньги, те не становятся жертвами. Деньги приносят свободу быть самим собой. Бедняк же подобен мышке, блуждающей в лабиринте. У него нет выхода, в поисках пути им движет голод. Конечно, та или иная мышка может выскочить из лабиринта. Или случайно, или по счастью, как мы с вами. Кроме того, есть люди, которые жаждут власти, готовы унижаться, предать всех и вся, убивать, лишь бы добиться ее. Приглядитесь к некоторым из наших президентов и ко всяким полковникам, которые правят сегодня большей частью мира. Встречаются и святые, которые скорее сожгут себя, чем станут сомневаться в том, что как бы свыше осенило их. А затем огромное множество тех, что преждевременно состарились от нелепого рвения на поточных конвейерах, в рекламных агентствах или на биржах. Я уж не говорю о женщинах, ставших работягами в постели, шлюхами из чистой лени. Когда вы были летчиком, то, наверное, чувствовали себя счастливым человеком.