Ночной портье

Шоу Ирвин

— Мы вам доверяем, — сказал санитар с едва уловимой иронией в голосе. Санитар был молод, но уже искушен и в смертных случаях, и в житейских делах.

Толстыми, похожими на обрубки пальцами полисмен обшарил остальные отделения бумажника.

— Странно, — пожал он плечами.

— Что странно? — поинтересовался санитар.

— В бумажнике нет ни кредитных, ни служебных карточек. Нет даже водительских прав. И это у человека, который носит при себе более тысячи долларов наличными. — Недоуменно покачав головой, полисмен сдвинул фуражку

на затылок. — Нормальным это не назовешь, не так ли? — недовольно произнес он, словно мертвец вел себя не так, как положено американцу, который должен знать, что и после смерти, как и при жизни, о нем будет бдительно заботиться полиция. — Вы знаете, кто он такой? — обратился он ко мне.

— Никогда прежде в глаза не видал, — отвечал я. — Он из Чикаго, фамилия его Феррис. Я покажу вам запись в книге регистрации приезжающих.

Полисмен положил бумажник к себе в карман, быстро осмотрел рубашки, носки и белье покойного. Затем открыл стенной шкаф и обыскал карманы висевших там пальто и костюма.

— Ничего, — буркнул он. — Ни записной книжки, ни писем. Совершенно ничего. И это у человека с плохим сердцем. У иных людей, как видно, здравого смысла не больше, чем у лошади. Итак, приступаю к описи вещей в присутствии свидетелей.

Составление описи не отняло у него много времени.

— Вот здесь подпишитесь, — указал он мне. Я бегло пробежал взглядом по списку («Одна тысяча сорок три доллара наличными, чемодан коричневый один, не запертый, костюм один, пальто серое одно, шляпа одна…») и расписался вслед за полисменом.

— Кто набросил на него одеяло? — спросил затем полисмен.

— Я набросил.

— Вы нашли его здесь на полу?

— Нет, он лежал в коридоре.

— Голый, как и сейчас?

— Да, голый. И я втащил его сюда.

— Для чего вам это понадобилось? — как-то сокрушенно спросил полисмен. По лицу его было видно, что он силится понять.

— Здесь же отель, — пояснил я. — Мы должны соблюдать порядок. Делать вид, что ничего не произошло.

— Вы что, хотите быть умнее всех? — проворчал полисмен.

— Вовсе нет. Но если бы я оставил покойника лежать в коридоре и кто-нибудь из наших постояльцев увидел его, то хозяин сжил бы меня со свету.

— В следующий раз, где бы вы ни нашли мертвое тело, не трогайте его до прибытия полиции. Поняли?

— Да, сэр.

— Ночью вы один в отеле?

— Да, один.

— Всю работу делаете сами?

— Конечно.

— Как случилось, что вы очутились здесь? Вам позвонили по телефону или кто-нибудь пришел и сообщил?

— Женщина, уходившая из отеля, сказала мне, что на шестом этаже какой-то голый сумасшедший старик пристал к ней, — словно прислушиваясь со стороны, я отметил, что, отвечая полисмену, ни разу не заикнулся.

— Хотел, что ли, переспать с ней?

— Именно это она и подразумевала.

— Что это была за женщина?

— Должно быть, проститутка.

— Вы когда-либо прежде видели ее?

— Нет.

— К вам

в отель приходит много женщин, не так ли?

— Я бы не сказал, что так уж много.

Полисмен опустил голову и уставился на посиневшее исказившееся лицо старика. Потом обратился к санитару:

— Послушайте, приятель, как давно он умер, по-вашему?

— Трудно сказать. Что-нибудь от десяти минут до получаса. Вы вызвали нас сразу, как только нашли тело? — спросил у меня санитар. — Ваш вызов поступил в три пятнадцать.

— Сперва я послушал, бьется ли у него сердце. Потом втащил сюда, накрыл одеялом. После этого спустился вниз и позвонил вам.

— Вы пытались привести его в чувство?

— Нет, не пытался.

— Почему?

В вопросе санитара не было придирки. Был очень поздний час, он, конечно, устал и спросил лишь для проформы.

— Мне не пришло в голову.

— Уж очень многое не приходило вам в голову, — мрачно заметил полисмен. Подобно санитару, он также вел себя по установленному распорядку, в который входило и подозрение. Однако, по существу, все это было ему безразлично и даже, казалось, давно надоело.

— Что ж, давайте мы заберем его, — предложил санитар. — Нет смысла зря терять время. Когда свяжетесь с его семьей, — снова обратился он ко мне, — узнайте, как они собираются хоронить его, и сообщите в морг.

— Сейчас же отправлю телеграмму в Чикаго, — пообещал я.

Санитар и шофер «скорой помощи» уложили тело на носилки.

— Тяжеленный, сукин сын, — заметил шофер. — Жрал, видно, в три горла, старый козел. Ишь ты, голым приставал к бабенке. И хоть бы было чем!

Завернув труп в простыню, они пристегнули его ремнями к носилкам. В лифте носилки пришлось поставить почти стоймя, иначе они не помещались.

— Беспокойная была ночь? — спросил я санитара, когда мы спускались в лифте.

— Четвертый вызов, — ответил он. — Могу поменяться с вами работой.

— Ну да, охота вам просиживать ночи напролет за счетной машинкой, когда скоро вы начнете загребать денежки. В газетах вон пишут, что врачи у нас зарабатывают больше всех.

— Боже, услышь это и благослови Америку, — воскликнул санитар, выходя из лифта.

Я открыл им парадную дверь и глядел, как ловко они поставили носилки с телом в санитарную машину. В патрульной машине второй полисмен крепко спал за рулем, негромко посапывая. Завыла сирена, и «скорая помощь» быстро скрылась из виду.

— Какого черта они торопятся? — сказал полисмен, стоявший рядом со мной на ступеньках.

— А напарник-то ваш заснул.

— Проснется, если будет вызов. Чутье у него, как у собаки. Пусть пока отдохнет. Хотел бы я иметь его нервы, — со вздохом добавил он. — Пойдемте заглянем в вашу книгу регистрации приезжающих.

Мы вернулись в мою конторку. Проходя через смежную комнатку, я старался не глядеть на полку, где среди канцелярских принадлежностей и старых журналов лежал принесенный мной футляр.