Ночной пришелец
Шрифт:
Так прошло ещё немало лет. Мать Эдварда умерла, когда ему было тридцать четыре, и на долгие месяцы он оказался недееспособным, пораженный странной душевной болезнью. Отец, однако, увез его в Европу, и там ему удалось избавиться от своего недуга без всяких видимых последствий. Потом же его, похоже, охватывало порой какое-то странно-преувеличенное оживление, точно он радовался избавлению своей души от некоего незримого бремени. Он начал вращаться в среде "прогрессивных" студентов, невзирая на свой уже достаточно почтенный возраст, и присутствовал на нескольких весьма вольных мероприятиях - однажды ему пришлось уплатить даже немалую сумму откупа (каковую он занял у меня), дабы известие о его участии в этом прискорбном занятии не дошло до ушей его отца. Некоторые же шепотом распространявшиеся сплетни
II
Эдварду было тридцать восемь лет, когда он свел знакомство с Асенат Уэйт. В то время ей исплнилось, как я предполагаю, года двадцать три, и в Мискатоникском университете она посещала специальный курс средневековой метафизики. Дочь моего приятеля познакомилась с ней раньше - в школе Холл в Кингспорте - и старалась избегать соученицу из-за её странной репутации. Асенат Уэйт была смугла, невысока ростом, красива лицом, правда, её несколько портили чересчур уж выпуклые глаза, но, людей слишком чувствительных её внешность почему-то отталкивала. Однако сторониться Асенат более всего заставляли её происхождение и её разговоры. Она была из инсмутских Уэйтов, а о полузаброшенном древнем Инсмуте уже на протяжении многих поколений ходили мрачные предания. Рассказывали о каких-то ужасных торговых сделках 1850-го года и о диковинных существах "не вполне человеческого облика", рождавшихся в старинных семьях этого пришедшего в упадок портового городка, - лишь старожилы-янки могли сочинять подобные легенды и рассказывать их с должной толикой страшной таинственности.
Дурная репутация Асенат усугублялась тем фактом, что она была дочерью Эфраима Уэйта - ребенком, рожденным этим старцем от никому не известной жены, которая, выходя на улицу, вечно скрывала лицо вуалью. Эфраим жил в ветхом особняке на Вашингтон-стрит в Инсмуте, и те, кто видел эту обитель (аркхемские жители по возможности старались как можно реже навещать Инсмут), заявляли, что чердачные окна там всегда закрыты ставнями, и с наступлением сумерек из-за них доносятся странные звуки. Старик был в свое время знающим лекарем и, судя по местным преданиям, мог по своей прихоти вызвать или усмирить шторм на море. Я видел его всего лишь один или два раза в юности, когда он приезжал в Аркхем полистать заветные фолианты в университетской библиотеке, и, помню, не мог без содрогания взглянуть на его волчье, демоническое лицо, заросшее спутанной седой бородой. Он умер в полной потере рассудка - при весьма загадочных обстоятельствах - как раз перед поступлением его дочери в школу Холл (по завещанию, её опекуном был назначен школьный директор), и дочь, надо сказать, была его ревностной ученицей и временами даже выглядела почти так же демонически, как и он.
Когда начали циркулировать слухи о знакомстве Эдварда с Асенат Уэйт, мой приятель, чья дочь знала Асенат по школе, поведал о ней множество прелюбопытных вещей. Асенат в школе изображала из себя чуть ли не волшебницу, и вроде бы и впрямь умела проделывать поразительные чудеса. Она уверяла, что способна вызвать грозу, впрочем, сопутствовавшие ей успехи связывали обычно с её непостижимым даром предсказания. Животные явно не любили её, и она почти незаметным движением правой руки могла заставить любую собаку завыть. Временами она выказывала познания в науках и языках совершенно исключительные - и даже шокирующие - для столь юной девушки; и в такие минуты могла напугать соучениц, ибо в её глазах по неведомой причине вдруг загорались злобно-плотоядные огоньки, она начинала странно подмигивать и, казалось, относилась к внезапной перемене в себе с некоей вызывающе-непристойной иронией.
Самое необычное, впрочем, заключалось в достоверно подтвержденных случаях её воздействия на окружающих. Она вне всякого сомнения, была настоящим гипнотизером. Устремив странный немигающий взгляд на одноклассницу, она почти неизменно вызывала у последней отчетливое ощущение взаимообмена душами - точно её душа на мгновение переселялась в тело школьной волшебницы и получало способность взглянуть на свое собственное тело со стороны, при этом глаза невольной жертвы начинали сверкать
Эдвард познакомился с Асенат на сборище местной "интеллигенции" у одного из студентов и, придя ко мне на следующий день, не мог говорить ни о чем другом. Он нашел её необычайно эрудированной девушкой, с разносторонними интересами, и это его пленило. Вдобавок он был покорен её красотой. Я же тогда ещё не видел этой молодой особы, и не мог в точности припомнить отрывочные отзывы о ней, хотя прекрасно знал, кто она такая. Можно было лишь пожалеть, что Дерби так воспылал к ней страстью, но я ни слова не сказал, дабы охладить его пыл, ибо ведь любые доводы против лишь раздувают пламя влюбленности. Дерби, по его словам, не намеревался рассказывать отцу о своей новой знакомой.
В последующие несколько недель все беседы молодого Дерби со мной касались исключительно Асенат. Окружающие подметили в Эдварде пробуждение запоздалой галантности, хотя все соглашались, что выглядит он много моложе своих лет и вовсе не кажется недостойным спутником своей диковинной богини. Несмотря на привычную склонность к праздному и почти неподвижному образу жизни, он был не более чем слегка полноват и без единой морщины на лице. У Асенат же, напротив, в уголках глаз появились преждевременные морщинки обычные признаки частых актов напряжения воли.
Как-то Эдвард пришел ко мне со своею девушкой и я тотчас заметил, что его влюбленность отнюдь не безответна. Она буквально пожирала его глазами, в которых застыло хищное выражение, и я понял, что их близость не была лишь духовной. Вскоре после того меня посетил старый мистер Дерби, которого я всегда любил и уважал. До него дошли слухи о новом увлечении сына, и он сумел выпытать у "мальчика" правду. Эдвард намеревался жениться на Асенат, и уже присматривал себе дом на окраине. Зная о моем огромном влиянии на сына, отец спросил, не мог бы я каким-то образом расстроить эту пагубную связь. Но я лишь с грустью выразил свои сомнения. На сей раз дело было не в слабоволии Эдварда, но в силе воли юной женщины. Вечный ребенок перенес свою зависимость с отцовского образа на новый, более сильный образ, и тут уж ничего нельзя было поделать.
Свадьба состоялась через месяц - по желанию невесты их сочетал браком мировой судья. Мистер Дерби, следуя моему совету, не препятствовал браку и вместе со мной, моей женой и сыном, почтил своим присутствием краткую церемонию - среди прочих приглашенных были и представители бесшабашной студенческой богемы. Асенат купила старый загородный дом Крауниншилдов, в самом конце Хай-стрит, где молодые решили поселиться после короткой поездки в Инсмут, откуда надлежало перевезти на новое место трех домашних слуг, кое-какие книги да скарб. Решение Асенат поселиться в Аркхеме, вместо того, чтобы вернуться в отчий дом, было продиктовано не столько, возможно, интересами Эдварда и его отца, сколько её желанием быть поближе к университету, его библиотеке и "богеме".
Когда Эдвард навестил меня после медового месяца, мне показалось, что он несколько переменился. Асенат заставила его избавиться от жалких усиков, но дело было не только в этом. Он казался более спокойным и задумчивым, и его обычная по-детски капризная насупленность сменилась выражением едва ли не подлинной печали. И я сразу не мог ответить себе, нравится ли мне произошедшая в нем перемена. И уж конечно, он более, чем прежде, производил впечатление нормально развитого взрослого мужчины. Возможно, женитьба сослужила ему добрую службу - ведь могла же простая смена опекуна дать толчок к полноому избавлению от опеки, и в конечном итоге привести его к самостоятельности и независимости? Он пришел один, ибо Асенат была занята. Она привезла огромное количество книг и приборов из Инсмута (Дерби содрогнулся, упомянув это название) и заканчивала наводить порядок в Крауниншилдском имении.