Ночной зверёк
Шрифт:
Эли выдула пузырь из жвачки, и Амти лопнула его ногтем. Они были совсем непохожи, иногда им не о чем было поговорить, но Яма сделала их близкими друг другу. Особенно крепко их сплотили плохие дни. Иногда в Яме было очень страшно. Когда Мелькарт сходил с ума и кричал что-то о них, о том, как они предают их общее дело, о том, как они хотят сбежать. Все это было ложью, иллюзией его больного мозга, однако иногда в его бреду встречалась правда, и тогда всем становилось страшно неловко. Однажды он указал на Амти и крикнул, что она хочет всадить нож ему в голову, что она чудовище,
Об этом не говорили.
Иногда Мелькарт кричал, иногда бился головой о стену, умоляя кого-то замолчать, и приходилось удерживать его, чтобы он не разбил себе череп. Амти знала, однажды что-то подобное случится и с ней.
Неселим иногда сцеплял руки в замок, и Амти отмечала, что, наверное, ему хочется использовать свою силу здесь, в Яме. Тогда он уходил, и его отсутствие было едва ли не страшнее криков Мелькарта, потому что Амти не знала, каким он вернется.
Они были Инкарни дольше остальных и они в полной мере узнали, что это такое. Амти смотрела на Эли, Аштара или Шайху и знала, что однажды им тоже будет хуже. Амти смотрела в зеркало и то же самое знала про себя.
— Опять депрессуешь? — спросила Эли.
— Ну, да. Думаю, так я готовлю свой мозг к тому, что мы можем умереть в любой момент. У тебя никогда такого не было?
— У меня никогда не было мозга, — засмеялась Эли. Эли была куда умнее, чем хотела показать, но ей нравилось делать вид, что она безмозглая девочка из спального района. Притворяться дурочкой было для Эли наполовину игрой, наполовину осознанной стратегией.
— И ты поменьше используй его, — добавила Эли. — Умнее тебя это не делает, только страдаешь больше.
— Заткнись. Рефлексия, это важная основа построения поведения любого человека. Я умру, а ты все утро такая грубая.
— Да с чего ты должна умереть? — спросила Эли, а потом взгляд у нее на секунду затуманился, как будто она что-то в красках представляла. Эли подалась вперед к Амти и поцеловала ее, медленно и долго. Ее острый, прохладный язычок коснулся губ Амти, и Амти резко вцепилась в нее, навалившись сверху, Эли засмеялась.
Кто-то рядом присвистнул, и Амти вздрогнула.
— Нет, продолжайте!
— Шайху, какого черта?
— Я проснулся от осознания того, что где-то тут целуются девчонки! Это все равно что вы меня разбудили!
Шайху лежал на своей кровати, в ушах у него были наушники, в которых бился неведомый Амти ритм модной музыки. Шайху с легкостью мог одновременно слушать музыку и разговаривать, потому что не сосредотачивался по-настоящему ни на чем.
— И давно ты не спишь? — спросила Амти.
— Не скажу, пока не поцелуетесь снова. У тебя очки сползли, четырехглазка.
Амти поправила очки, и Шайху передразнил ее жест, а Эли засмеялась.
— Но я слышал, о чем вы разговаривали. Если ты умрешь, я заберу твою кровать, чтобы быть поближе к Эли.
— Вот, опять я тебя чем-то не устраиваю. Спать над Эли не значит спать на Эли, ты же верно понимаешь? — спросил Аштар. Он свесился вниз с кошачьей
У Амти горло перехватило, когда она увидела Аштара, заспанный вид сделал его красоту хоть немного более земной. Вот бы он тоже Амти поцеловал, хоть разок.
С Аштаром и Шайху Амти тоже подружилась. В конце концов, они были только на четыре года старше. В целом, наверное, они вчетвером составляли компанию. У Амти никогда не было компании, и она не была уверена, что именно так называются люди, ставшие друг другу близкими волей-неволей.
— Не переживай, котеночек, — сказал Аштар. — Если ты умрешь, мы нажремся.
— Да! — подтвердил Шайху таким тоном, будто перспектива ее смерти стала для него вдохновляющей. — Если не умрешь — тоже. Но не переживай, мы все равно твои друзья.
— Насколько вообще могут дружить Инкарни, — добавил Аштар.
— То есть, скорее нет, — заключила Эли.
— Отвалите! — рявкнула Амти. За этот месяц она, по крайней мере, научилась огрызаться. Правда на ее успешный по собственному мнению выпад тут же пал контраргумент в виде подушки Мелькарта.
— Заткнитесь, молодежь.
— Восьмичасовой сон важен для нормального функционирования нервной системы, — сказал Неселим, перевернулся на другой бок и снова задышал спокойно и медленно. Амти даже не была уверена, что он проснулся, чтобы сообщить им эту важную новость. Адрамаут и Мескете не отреагировали никак. Они могли спать, как бы шумно не было вокруг. Они могли спать, даже когда Шайху и Аштар устраивали свои импровизированные вечеринки. Когда Амти спросила, почему у них такой крепкий сон, Адрамаут и Мескете переглянулись, а потом Адрамаут засмеялся.
— Мы спали под крики десятков людей, малыш. И пили воду из реки, в которой плавали трупы. Бытовые неудобства нас мало смущают.
Амти выскользнула из-под одеяла Эли, поправила очки и направилась в душ. Душ у них был один на всех, и за него происходили бои кровопролитные и долгие, сравнимые с их бесконечной битвой, которую каждый вел с самим собой. Сегодня право Амти, впрочем, никто не оспаривал. Наверное, ребята все-таки переживали за нее.
Амти за себя не переживала. Ей казалось, что ничего страшного извне с ней случиться не может. Что если уж ее что-то поглотит, то обязательно изнутри. Сама мысль об этом придавала ей болезненной уверенности.
Когда Амти вышла из душа, одевшись и даже причесавшись, Мескете уже чистила автомат. Движения ее были точными и механическими, казалось, она могла делать это с закрытыми глазами. Не оборачиваясь, Мескете сказала:
— Собирайся. Нам нужно успеть к одному знакомому.
Голос ее не выражал ровно никаких эмоций. Мескете могла промолчать целый день, а кроме приказов и коротких, злых реплик Амти вообще мало что от нее слышала. Казалось, Мескете не нуждается в общении. Адрамаут говорил, что она не такая уж холодная, просто у нее в голове много странного. Например, что проявлять эмоции на людях, это позор. Или что своим надо жертвовать в первую очередь, чтобы никто даже подумать не мог, будто тобой движут личные мотивы.