Ночные бродяги
Шрифт:
— И каким же? — спросил Грязнуля.
— Разгадыванием загадок, расследованием тайн, — выдохнула Бриония с таким видом, словно расследованием тайн занимаются избранные, те, чье предназначение на земле не имеет ничего общего со всеми прочими.
— Расследование тайн, — пробормотал Грязнуля почти тем же тоном, что и Бриония. — Да, это можно назвать настоящим делом, верно, Плакса?
— Да, и это поинтереснее, чем зажигать фонари или патрулировать ночные улицы.
— О, нужны и фонарщики, и сторожа, — отозвался Нюх. — Мне… Мне просто повезло, что у меня есть немного денег
— Ну, мы и гордимся, правда, Плакса?
— Конечно. Но я бы не возражал, если бы обладал титулом и приличным состоянием.
— А как вы насчет того, чтобы посидеть и выпить по кружечке медовой росы? — предложил Нюх. — Вам позволяется пить во время дежурства?
— Хо, да, — с готовностью поддержал эту идею Грязнуля и почесал за ухом. — Определенно.
Плакса с сомнением посмотрел на друга, но не сказал ничего. Нюх расценил молчание как знак согласия.
И вот все вчетвером они направились на поиск подходящего заведения. Через некоторое время в тумане стали видны огни и Грязнуля, который, похоже, знал окрестности лучше других, решительно сказал, что «Лапы хорька» ничем не хуже остальных трактиров, а путь к нему самый короткий.
В таверне, где они вскоре оказались, веселились куницы-матросы, отпущенные в увольнение. Большинство из них уже напилось до такой степени, что медовая роса лилась из кружек не рот, а на пол. Те же, что были еще относительно трезвы, хохотали над россказнями собутыльников и покрикивали на хозяина, чтобы тот не забывал освежать им медовую росу в кружках.
В воздухе висели клубы табачного дыма, из угла доносились звуки механического пианино. Некоторые посетители играли в кости. То и дело раздавались радостные вопли тех, кто выигрывал, и страдальческие вопли того, кто проиграл.
Гости не без труда нашли свободный столик и уселись, а Грязнуля отправился за медовой росой. Подойдя к стойке, он обнаружил там паровую машину, разливающую напитки.
Грязнуля незамедлительно протянул лапу, но тут медная труба-рупор повернулась, едва не заехав ему в лоб, и откуда-то из клубов пара чей-то голос проскрипел:
— Заказывайте! Говорите четко и прямо в трубу!
— Э-э, четыре кружки медовой росы, в одну положить ложку сахара. — Он повернулся к хорьку, который сидел у стойки, положив на нее локти, и доверительно сообщил ему: — Это для меня. Я ужасный сластена. — В предвкушении Грязнуля даже облизнулся.
Хорек покосился на него и промолчал.
Из машины вылетел поднос с четырьмя чистыми кружками, механическая лапа парового бармена небрежно метнула поднос на стойку. Поднос жалобно задребезжал, но, как ни странно, ни одна из кружек не разбилась. Затем механическая лапа выпустила очередную струю пара, которая зашипела, словно змея, и поднос мигом оказался под краном, куда только что пытался дотянуться Грязнуля. Из крана густой струей забила пенная жидкость, она наполнила кружки до самых краев, а затем из другого крана в одну из них был насыпан сахар. Наконец поднос со всеми четырьмя кружками оказался перед Грязнулей. Впрочем, механическая лапа удерживала
— Надо что-то делать с этой дурацкой борьбой механических и паровых механизмов, — недовольно заявил он своим сотоварищам. — Ну да ладно. Итак, за нас! За крепкий коготь и острый глаз!
Он сделал глоток и облизнулся — с его усов хлопьями свисала сладкая до приторности пена.
— Еще раз спасибо вам обоим, — повторил Нюх. — Вы буквально спасли нас.
— Да у вас самих неплохо это получалось…
Грязнуля замер на полуслове — над столом нависла чья-то тень. Ласка поднял глаза. Возле их стола стоял недовольный горностай в глухо застегнутом мундире. Гербовые пуговицы нестерпимо блестели даже в таком дыму, какой висел в таверне. Нюх тотчас узнал горностая, ведь оба они были завсегдатаями одного и того же клуба.
— Да никак это Однолюб Врун, шеф нашей доблестной полиции собственной персоной, — пробормотал Нюх. — Не особо рад видеть вас.
Горностай фыркнул. Плакса подавился медовой росой, но не решался кашлянуть. Казалось, он пытается сделаться как можно меньше и незаметнее. Грязнуля мрачно взглянул на начальство.
— По-моему, — грозно начал Врун, — сторож должен ходить ночью по улицам и следить за порядком. — Он обращался к Плаксе, который сейчас явно готов был провалиться сквозь пол — только бы оказаться подальше от Вруна.
— Он честно исполнял свои обязанности до того, как я пригласил его зайти сюда и пропустить по кружечке, — вмешался Нюх. — Так что это моя вина, уверяю вас.
— Я говорю не с вами, джер Серебряк, — отозвался шеф, — а с одним из моих бывших подчиненных.
— Бывших? — дрожащим голосом воскликнул Плакса. — О нет, только не это!
— Да-да. И ты тоже, фонарщик. Ты что, уже зажег фонари на своем участке?
— Да, зажег, — ответил Грязнуля, наклоняясь вперед. — Но если вы собираетесь уволить Плаксу, то и я ухожу вместе с ним. Лучше мы будем работать на Остронюха Серебряка, чей прадед в свое время задал жару твоему прадеду, горностай. И я удивляюсь, как ты не трепещешь от кончиков усов до пяток, когда стоишь перед нами, потомками шайки разбойников из Леса Полумесяца. Странно, что ты не бежишь отсюда с криками ужаса. Я бы на твоем месте поступил именно так.
— Серебряк из Леса Полумесяца? Тот негодяй и мерзавец, которого принц Недоум повесил на своем любимом дубе? — фыркнул Врун.
— Нет, — тихо ответила Бриония. — Это вашего предка повесили вверх лапами на зубчатой стене за то, что он не справился со своей работой.
Врун метнул на Брионию взгляд, от которого его подчиненные затрепетали бы, но она лишь пожала плечами и отпила глоток.
Шеф полиции вытащил из-за пояса черный жезл и ударил им по столу.
— Я не собираюсь выслушивать от вас всякие дерзости, слышите, вы! Заткнитесь, не то я упеку вас за решетку!