Ночные грезы
Шрифт:
— Доброе утро, миссис Кингстон.
— Я взглянула на то, что вы успели сделать вчера, и должна сказать, мисс Сэлвин, ваше мастерство меня поразило. Вы так искусно починили разорванную ткань, что обнаружить шов почти невозможно. Уверена, что ее милость будет также восхищена вашей работой, когда увидит ее.
— Спасибо, миссис Кингстон. Домоправительница положила на стол сверток.
— Здесь все нитки, какие грум мог приобрести в Дерби, а я уже отправила письма в Лондон и заказала все, что вам еще потребуется.
— Я перечислила только
— Вы получите все, что вам необходимо. — Миссис Кингстон собралась уходить. Дождавшись момента, когда они остались одни, она сказала, понизив голос:
— Мне придется сегодня утром провести по дому эту актрисочку, которую его милость привез из Парижа. Не уверена, что подобная особа хоть что-то смыслит в старинных вещах и произведениях искусства.
— Возможно, ей понравятся комнаты, обставленные французской мебелью. Начните показ именно с них, — посоветовала Алинда. Ей очень хотелось взглянуть на мадемуазель.
— Конечно, я приведу ее в комнату герцогини. Но не удивляйтесь, когда увидите ее, мисс Сэлвин. Такие особы, как она, раньше не гостили в Кэлвидоне, могу вас уверить!
Миссис Кингстон пренебрежительно фыркнула и, надменно вскинув голову, вышла из комнаты.
Отзыв чопорной домоправительницы о приезжей француженке еще больше разжег в Алинде любопытство. Теперь она знала причину, по которой граф привез ее в Кэлвидон, но это не объясняло их близкого знакомства и того факта, что мадемуазель согласилась на долгое и утомительное путешествие лишь потому, что он попросил ее об этом.
Алинда мысленно вернулась к событиям прошедшей ночи. Она уже не верила, что позволила себе невиданную вольность в высказываниях. Что мог подумать о ней граф, если она затеяла разговор о любви с незнакомым мужчиной, а также обсуждала с ним интимную жизнь его матери?
Когда они сидели рядом на скамье, любуясь озером в лунном свете, Алинде все это казалось вполне естественным.
Но теперь она страшилась встречи с ним опять лицом к лицу.
Стараясь сосредоточиться на работе, она делала стежок за стежком, восстанавливая поврежденную вышивку в комнате Гортензии Мазарини. Алинда была так погружена в свои мысли, что вздрогнула, когда услышала, как миссис Кингстон произнесла чуть ли у нее не над ухом:
— Я уверена, что вам это будет интересно, мадемуазель. Взгляните на комнату герцогини де Мазарини. Она здесь жила, когда приезжала сюда более двухсот лет назад вместе с королем Карлом Вторым.
— О! — откликнулся незнакомый голос ничего не означающим восклицанием.
Алинда поднялась с пола и увидела мадемуазель ле Бронк.
Актриса выглядела просто ослепительно. Обликом своим она напоминала роскошный искусственный цветок. У нее было пикантное, озорное личико с большим чувственным ртом, на который Алинда прежде всего обратила внимание, потому что губы гостьи были
Ее ресницы изнемогали от туши, а разрез глаз был продлен темной краской настолько, что они придавали ее лицу нечто восточное. Волосы ее были беспощадно высветлены и контрастировали с угольно-черными бровями.
И все же она, несомненно, производила должный эффект, особенно при первой встрече. Исходящее от нее очарование с налетом драматизма не могло оставить никого равнодушным.
Одета Иветта ле Бронк была с истинно французским шиком — в узкое платье в черно-белую полоску с алым отложным воротником, который гармонировал по цвету с накрашенными губами, красными туфельками и красным пояском, стягивающим тончайшую талию.
На голову она водрузила забавную шляпку, украшенную красными перьями, какую ни одна английская женщина не осмелилась бы носить в сочетании с такими волосами. Однако в целом весь ансамбль был пронизан своеобразным легкомысленным очарованием и, несомненно, привлекал к себе внимание.
Словом, она одевалась как француженка, потому что была француженкой до кончиков ногтей.
Глазки мадемуазель засияли, когда она окинула взглядом комнату, губы растянулись в ослепительной улыбке. «Милорд, — подумала Алинда, — явно обеспечил себе веселое времяпрепровождение в дороге, прихватив с собой такую спутницу».
— Это кровать герцогини, — возвестила миссис Кингстон тоном гида, вынужденного водить по музею свору бестолковых мальчишек. — Занавеси были подарены ее светлостью тогдашнему графу и графине в знак признательности за оказанное ей гостеприимство.
Домоправительница взглянула на Алинду и произнесла тем же монотонным голосом:
— А это мисс Сэлвин. Она реставрирует некоторые вышивки и гобелены, которые обветшали с годами.
— Бонжур, мадемуазель, — сказала Алинда.
— Вы говорите по-французски?
— Да, мадемуазель, но мне нечасто предоставляется возможность общаться с француженкой.
— Ну что ж! Я не прочь поболтать с вами. Могу я посмотреть на вашу работу? — спросила мадемуазель.
Она подошла поближе, и Алинда показала ей, над чем она трудилась.
— Вы прекрасная мастерица! — воскликнула актриса. — Я несколько лет воспитывалась в монастыре, где монахини упорно учили нас шитью и вышиванию, но мне до вас далеко. У вас замечательные руки и изысканный вкус.
— Мерси, мадемуазель, — поблагодарила Алинда. Она задала вопрос, чтобы поддержать разговор;
— Вам понравилось в Англии? Это ваш первый визит в нашу страну?
— Первый, — ответила мадемуазель ле Бронк. — Ваша природа очень мила, но она не для меня! Я люблю Париж — театры, танцевальные залы, шум Монмартра. Здесь слишком спокойно.
Она произнесла это с таким выражением, что Алинда невольно улыбнулась.
— Вы привыкнете к этой тишине, — сказала она.
— Никогда! Нет! — Мадемуазель даже всплеснула руками. — Я не смогу здесь жить и не хочу. И кроме того, у меня есть работа.