Шрифт:
Цифры. Цифры застилали зрение и бесцеремонно лезли в сны. Алина устало отбросила конспект. Какой это по счету зачет? Распахнутым окном дышала весной комната. Искрилась далекими огнями майская ночь – бархатная и ласковая. Медовый ветер заигрывал с занавеской. Алина сидела дома, словно царевна, запертая в башне.
Вздохнула. Ветерок оставил занавеску и устремился в дом. Алина закрыла глаза и позволила ему коснуться щеки и всколыхнуть волосы. Затем она свернула на компьютере текстовый документ с нудным конспектом, открыла городской чат и зачем-то написала:
«Ветер –
Странное сообщение потонуло в общей переписке. Никто не ответил. Что удивляться?
Вернулась к зачету. Чат замигал ответом, но в переписке обсуждали только смешные картинки. Попыталась сосредоточиться. Цифры острыми углами занозили мозг, воспаляя виски, а затем вязли в тягучке времени.
Алина устало протерла глаза. Чат вновь замерцал. На этот раз в нем появился удивительный ответ. Настолько удивительный, что девушка перечитала его несколько раз и даже вслух, чтобы слова обрели звуковой вес:
«Ветер приносит с собой запах трав и древних крепостей с замшелыми стенами, а еще океанский бриз. Иначе почему ни с того ни с сего посреди степей и лесов вдруг чувствуешь запах моря?»
«Тогда я бы хотела путешествовать вместе с ним – и к замкам, и к океану», – написала Алина незнакомцу.
Они говорили про ветер, и их сообщения никто не замечал в потоке болтовни, как будто это был шифр или слова на другом языке.
В углу экрана возник квадратик личного сообщения.
«А какой он, твой ветер?»
Алина улыбнулась. Кто такой этот Lorin с аватаркой рисованного персонажа в яркой чалме?
– Ло-рин, – произнесла, пробуя на язык.
«Мой ветер зовет меня встать из-за стола и отправиться куда-нибудь, где нет дурацких зачетов».
«Что же мешает?»
И правда – что? Между окном и Алиной лежала кипа тетрадок и распечаток с забором из цифр. Ну да. Зевнула. Который уже час? Уставшие глаза молили о пощаде. Компьютер жалобно пискнул и затих.
***
– Ненавижу лето, – жаловался Ромка, запивая слова обжигающим лимонадом. Лед позвякивал в стакане. – Как же жарко! Я просто умираю!
Они сидели на летней веранде кафе возле университета, Алина подставляла солнцу лицо, скучавшее по теплу. Солнце пломбиром плавило белую с зимы кожу, стекало в венки, и обжигая, и горяча.
– Как тебе не жарко на солнце сидеть? – Ромка ерзал на стуле. – Сгоришь, потом не жалуйся!
Алина ленилась отвечать. Хотелось просто наслаждаться солнцем и жмуриться, радоваться минутке без конспекта.
– Они с ума сошли столько лабораторных работ задавать! – нудил Ромка, смахивая со лба потные липкие волосы. Исходившая от него суета казалась Алине болезненной.
Подул теплый ветерок. На этот раз он принес Алине пушинку с семечкой на тонкой ножке. Пушинка ласкалась, но разморенная жарой девушка не спешила стряхнуть ее и с ленивой полуулыбкой наблюдала, как пух щекочет кожу.
– Еще и пух этот дурацкий! – Ромка принялся яростно отряхиваться, выдувать пушинки из носа и откашливаться.
Закончив, он уставился
– Сегодня ко мне поедем.
Алина едва заметно поморщилась, не открывая глаз. Ветер исчез, и стало невыносимо душно, захотелось уйти.
– Мне к экзамену готовиться.
Даже не врала. И правда – нужно готовиться. Действительно, много лабораторных сдавать.
– Неделю у меня не была, – канючил Ромка, лез целоваться, но Алина вспорхнула со стула.
– Пойду. Пока. Потом.
Знала – провожает ее тем же взглядом, и взгляд этот хотелось стряхнуть, как назойливое насекомое. И ведь есть на что посмотреть. Она была хороша в той юбке, схваченной на талии ремешком, легкой блузке, купающей тело в облаке воздушной ткани. Конечно, не первая красавица потока – губы тонковаты, ресницы бы подлиннее – но и не последняя. Без косметики, без краски ее лицо казалось бледным, невыразительным и как-то терялось, ничем не выделялось. Но все же она была аккуратная, хрупкая, с тонкими запястьями, задумчивыми глазами, отчего выглядела серьезнее, чем на самом деле. Но теперь солнце пускало в прямые светло-русые волосы задорную золотинку.
Дома – душная комната и коричневые библиотечные книжки, пахнущие столетней пылью, и белый мерцающий на мониторе лист с лабораторной работой. До боли в глазах вглядывалась в этот лист, потом сдалась и позволила мареву разлиться по телу, сковать сухой воспаленной дремой.
С сумерками пришла прохлада. Зябко кутаясь в плед, Алина открыла глаза. Темная тихая комната. Монитор, как прожектор, растворял сумерки и обжигал яркостью. Там что-то мигало. Алина продолжала лежать, в дремотной растерянности глядя на комнату, казавшуюся нереальной, как часть сна. Вставать и браться за конспекты не хотелось. Монитор все мигал и настойчиво звал к себе, подобно свету в окне, призывающему мотыльков.
Алина подошла к столу, и сердце ее кольнуло. В сообщениях была только одна фотография без подписи. От Лорина. На фотографии запечатлен одинокий фонарь, рассеивающий тьму. Вокруг фонаря клубилась светлая дымка. На землю падала причудливая тень, странно ажурная в нечетком мире сумерек. Ветви дерева, камень и обод фонаря образовали целый театр теней, сцена которого уходила дальше по аллее, словно приглашая в неизведанный и загадочный мир.
«Я знаю эту аллею. Никогда не замечала на ней таких фонарей».
«Бывала там?»
«Живу в этом районе».
«И я».
«Веришь в случайности?»
«Веришь в тень от фонаря, которая открывает порталы?»
Алине хотелось написать: «Да!», но пальцы застыли над клавишами. Кто же он такой?
Тишина. Алина не зажгла свет, и комнату освещал только монитор, совсем как тот одинокий фонарь на фото.
«Я выхожу на поиски новых теней. Какой у тебя дом?»
Алина рассмеялась. Вот ведь, и дом ему скажи! Отвечать было боязно, но любопытство разгоралось в иссохшей от цифр душе.