Ночные туманы
Шрифт:
– Смелее, дорогой учитель!
Отцу пришлось с помощью учеников подняться на три ветхие ступеньки.
Все кончилось благополучно. Ученики распрощались, уехали. Отец захрапел, завершив день своего рождения.
О празднестве напоминали только лежавшие на столе телеграммы.
На другое утро отец с отекшим лицом совершал неизменный моцион по Каштановой улице.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Лето подходило к концу, мать уже поговаривала о том, как мы будем жить дома. Все самые интересные книги капитана Черкасова были
Однажды за обедом отец, обглодав косточку свиной отбивной, взглянул на меня тяжелым взглядом и, словно вспомнив о чем-то, спросил:
– Да, вот что. Ты заводишь неосмотрительные знакомства. Кто родители этой твоей... приятельницы?
– Мама ее кастелянша в санатории, а папа капитан дальнего плавания.
– Так. А где он сейчас, ее папа?
– В Атлантическом океане.
– А чем же он занимается?
– Ловит сардинку.
– Не в океане он, а в Сибири. Это тебе известно?
– Не-ет... Я об этом ничего не слыхал.
– Ты неразборчив. Всегда надо знать, с кем знакомишься. Кто родители, нет ли у них кого за границей.
Не забывай, ты не просто какой-нибудь школьник, ты сын человека, которому доверяют... Тебе понятно?
– Понятно.
– Больше с ней не встречайся.
– Ее папа спас "Смелый", который шел с острова с ранеными...
– Мне это неизвестно. Больше с ней не общайся.
Только тут до меня дошел смысл его слов. Не ходить больше к Лэа? Не видеть ее? Встретив на улице, перебегать на другую сторону, что ли?
Я забился в лопухи, росшие возле террасы, и просидел там до вечера.
"Всегда надо знать, с кем знакомишься", - сказал отец.
Я вспомнил, как он однажды подробно расспрашивал пришедшего к нему немолодого уже человека, где тот работает да нет ли у него кого за границей. Человек этот учился вместе с отцом и пришел проведать своего однокашника. Он, кажется, очень обиделся, во всяком случае, больше к нам не приходил. Отец называл это бдительностью.
Мне же казалось это недоверием к людям.
– Юрий!
– услышал я голос отца.
Я пошел на зов.
Я не осмеливался ослушаться и не ходил к Лэа. Мне казалось, что ее стройная фигурка в ситцевом платьице мелькала перед нашими окнами. Однажды я даже слышал, как она разговаривала со старушками.
Отец, как всегда, совершал моцион от каштана к каштану. Он потерял полтора кило и был счастлив. Мы собирались уже уезжать. Как же Лэа? Неужели я с ней не увижусь?
Мать собирала чемоданы, когда я вдруг встретил Лэа.
Нерешительно, боясь попасться на глаза отцу, я подошел к ней.
– Мне отец запретил с тобой встречаться.
– Почему?
– Глаза ее наполнились слезами. Она почти крикнула: - Ну
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мы вернулись в Москву.
Бабка встретила нас пирогами с капустой.
Я ходил в школу. Отец ездил в командировки, а когда бывал дома, по вечерам смотрел телевизор и что-то писал.
Мать пропадала в своей иностранной библиотеке. Иногда отец начинал интересоваться моими делами, проверял тетради, спрашивал, что я читаю. Увидел "Молодую гвардию" Фадеева, отобрал.
– Подожди, пока выйдет переработанное издание.
В первом Фадеев допустил большие неточности, ему на это указано.
В Дом пионеров, где я занимался в радиокружке, однажды пришли кинематографисты. Ребят в большой зал набилось до ужаса. На эстраде разместились солидные дяди в очках и девица с умопомрачительной прической. Когда все угомонились, один из солидных очкариков стал рассказывать, что они собираются снимать фильм о гражданской войне, где главными действующими лицами будут Буденный и Варвара-пулеметчица, легендарная героиня.
Ее будет играть очень похожая на пулеметчицу талантливая Жанна Сироткина (всклокоченная девчонка, сидевшая в президиуме, встала и раскланялась). Я фыркнул, уж больно мне смешным показалось, что она будет играть мою бабку. Я вспомнил, какой красавицей была бабка в молодости. А эта - курносая.
Я потихоньку выбрался из зала, позвонил бабке по телефону и попросил ее сейчас же прийти.
– Зачем?
– поинтересовалась она.
– Вот увидишь, не пожалеешь.
Она вошла в зал как раз в тот момент, когда читали сцену из сценария, где Буденный лично давал задание пулеметчице Варваре. Солидный, в очках режиссер пояснил, что Варвара жива до сих пор и вся эта сцена написана с ее слов.
– Вот и врешь, - сказала от дверей бабка.
– Жива-то я, правда, жива, но никто со мной не советовался.
– А вы кто такая?
– спросил, смешавшись, солидный.
– Варвара я, пулеметчица!
– ответила бабка, и все увидели ее два ордена Боевого Красного Знамени. Ее пригласили в президиум и посадили рядом с Жанной Сироткиной.
Жанна Сироткина смотрела на бабку не то с ужасом, не то с изумлением (по-моему, ее испугала мысль, что пройдут годы и она станет такой же, как бабка, - сухой и морщинистой).
Бабка рассказала, как все это было на самом деле. Давал ей задания не товарищ Буденный, а начдив Городовиков. И по бабкиному рассказу все получилось куда интереснее, чем в сценарии. Солидные дяди так в нее и вцепились. А бабка, догадавшись, что ее будет изображать в картине Жанна Сироткина, оглядела девицу с головы до ног и сказала ей с сожалением:
– Уж не знаю, как и сыграешь ты, милая. Больно ты хлипкая, модная. В наше время мы были покрепче в плечах, погрудастее, да и косы носили - не то что вы вашу растрепенку.