Ночные животные
Шрифт:
– Сигаретки не найдется? – Послышался за спиной низкий голос.
– Найдется, – не оборачиваясь, ответил Игнатьев. Его трудно напугать, ему ничего не страшно, у него все под контролем. Игнатьев потянулся за пачкой сигарет… и неожиданно его силой затолкнули вглубь переулка. Он ничего не понял. Открыл рот, но тут же ему рот захлопнули рукой в кожаной перчатке. Но он ведь сильный. Он замахнулся для удара, но в следующее мгновение порывисто согнулся от боли сначала в животе, потом – в плече. Как марионетку его отталкивали все дальше нещадными, грубыми толчками со всех сторон.
– Какого хрена! – Зарычал Игнатьев и отлетел к стене от жесткого удара по челюсти. В глазах больше не мелькали лица. Теперь там мельтешили черные точки. Сумка рухнула на асфальт, прямо в лужу, а спина скатилась по кирпичам, как по горке. – Что за… дерьмо, что за дерьмо, что за…
Костя распахнул куртку спортсмена, достал пачку сигарет и отрезал:
– Спасибо.
– Да берите и валите на хрен! – Сиплым голосом проорал парень. Встряхнул головой и попытался встать, но потом понял, что его окружили три незнакомца в черной одежде. В детских, пластмассовых масках. Испуг превратился в шок. Шок – в злость. Темноволосый парень остервенело свел брови и выплюнул, – кто вы такие, мать вашу?
С неба начал накрапывать дождь.
Костя осмотрелся, подошел к мусорному баку и вытащил металлическую балку. Его губы тронула ухмылка, скрытая для окружающих, а черные глаза сузились. Неожиданно с улицы послышались мужские голоса: кто-то искал Игнатьева. Ромал, крадучись, подошел к Евгению и прижал палец к пластмассовым клыкам летучей мыши.
– Не надо, – посоветовал он.
– Какого хрена я… – Ромал замахнулся, в небе сверкнула молния, а Даня содрогнулся всем телом и до боли сжал в кулаки пальцы. Он ждал, что Костя ударит, но… – Подожди, я не… подожди! – Затараторил Игнатьев, вытянув перед собой руки, и Костя замер.
Артур подошел к Ромалу и похлопал его по плечу, а потом присел на корточки перед жертвой и невзначай смахнул капли воды со своей маски, будто капли пота.
– Что за херня? – Проскрипел Женя, осматривая незнакомцев мечущимся взглядом.
– Прости моего друга.
– Твоего друга?
– Ему по кайфу кровь, торчащие кости.
– Вы чокнутые, ублюдки, мать вашу, чокнутые ублюдки!
– Почему сразу «мы»? – Не понял Селиверстов. Из-за маски его голос казался слегка искаженным, неестественным. – Это ему кровь нравится, а мне нравится общаться. Я ведь пытаюсь общаться, улавливаешь? Я за толерантность, гуманизм и прочую ерунду.
– Да пошел ты, – рыкнул Игнатьев, выгнувшись вперед, словно дикий пес, – иметь я хотел твою толерантность и твой гуманизм, и тебя на хрен, услышал? Тупая тварина, тебе валить пора, давай, вали! Иначе я засуну тебе кишки в задницу, ублюдок, запихну их по…
Артур резко поднялся на ноги и взмахнул руками:
– Разговор не задался. – Игнатьев тут же замолчал. В переулке повисло напряженное молчание, и даже молнии беззвучно вспыхнули на небе. – Ну что поделать? Он твой.
Ромал усмехнулся, вновь шагнул вперед и завел за спину металлическую палку, как будто собирался отбить крученый
– Стой-стой! – Забормотал он. – Что значит «твой»? Я блин молчу, ребята, я слушаю вас, ладно? Я просто не понял сразу, кто вы и что хотите, но раз надо поговорить – ладно, все, я тут, я слушаю. Чего вы привязались? Вам деньги нужны?
– Не помешали бы, – со свистом опустив биту, бросил Костя.
– Так я достану их. Ребят, вы только скажите, сколько надо, я найду.
– Да мы не настаиваем.
– Но я отыщу, чисто, как своим.
– Слово даешь? – Издеваясь, поинтересовался Селиверстов.
– Да, я… – Жертва порывисто смахнула капли дождя с лица. Игнатьев был настолько высоким, что его тень почти доставала до крыши советской многоэтажки. Темные волосы намокли, пиявками прилипли к лицу, а руки дрожали, но не от холода. Этот громила дико боялся, пусть и пытался не подавать виду. – Если проблема в деньгах…
– Не в деньгах.
– А в чем тогда, мать вашу?
– Мать мою приплетаешь?
– Нет, я не… – Женя растерянно помотал головой. – Я не хотел, я так сказал… к слову пришлось, ты не подумай, просто вырвалось! Парни, просто вырвалось!
– Ты забрал дневник Маши Давыдовой, – неожиданно воскликнул Даня и подошел к Артуру. Ему надоело наблюдать, как они издевались над футболистом, как тот дрожал и с ужасом жмурился, смахивая капли дождя с подбородка.
– Давыдовой?
– Мы просим вернуть ее дневник, и все закончится.
– Возможно, – с нажимом добавил Костя и рывком взмахнул балкой. Ржавый, острый наконечник застыл в нескольких миллиметрах от щеки жертвы. – Возможно, закончится.
– Да мы пошутили, – пробормотал парень.
– Не смешные у вас шутки, – низким голосом ответил Артур.
– Она не говорила, что ей дневник нужен, я даже не знал, что она обиделась, реально.
– Вы украли дневник…
– Да пусть забирает! На хрен он мне сдался? Пусть забирает!
– … и, – хрипло продолжил Костя, – избили ее, избили девушку. Целой толпой. Вы ее избили, будто она животное. – Ромал шагнул вперед. На щеке футболиста появилась едва заметная кровавая полоса. Игнатьев отскочил назад, врезавшись спиной в стену, но Костя подошел еще ближе и разъяренно отбросил в сторону толстую балку. – Ты ее ударил?
– Да никого я не бил.
– А кто тогда? Кто? Назови мне имя?
– Я не помню, парень, я вообще ничего не помню, мы ее…
– Что?
– Мы просто пошутили, припугнули ее.
– Припугнули? – Вспышка. Темнота… Ромал потерял связь с реальностью, а когда он очнулся, футболист держался пальцами за нос, а его удерживали Артур и Даня.
– Все, он тебя понял, ладно? До него дошло, он вспомнит имя или не вспомнит, но он сожалеет. Ты ведь сожалеешь? – Игнатьев кивнул, а Селиверстов оттащил вортако назад и с чувством похлопал по плечам. Творилось что-то неладное, и Арту это не нравилось. Ему даже разговаривать с Костей не нужно было, чтобы понять, как тот перепугался: его плечи и руки дрожали. Чертовщина какая-то. – Порядок?