Ноги из глины
Шрифт:
— Скажем так, он полностью безвреден, — ответил Моркоу, сравнивая две бумаги, лежащие перед ним.
— Отлично. У меня где-то был молот, я сейчас сгоняю за ним и…
— Нет, — отрубил Моркоу.
— Но ты же сам видел, он чокнутый!
— Вряд ли он бы ударил меня. Скорее, он хотел нас напугать.
— И у него это получилось!
— Посмотри-ка сюда, Фред.
Сержант Колон опустил глаза.
— Какая-то заграничная писанина, — с презрением фыркнул он, всем своим видом давая понять, что на свете нет ничего лучше старой доброй домашней писанины,
— Ты ничего не замечаешь?
— Ну… бумажки похожи, — пожал плечами сержант Колон.
— Этот пожелтевший свиток я достал из головы Дорфла. А эта бумажка торчала во рту отца Трубчека, — сказал Моркоу. — Совпадают буква в букву.
— Ну и?
— Я считаю, эти слова написал Дорфл. Написал и вложил в рот старого Трубчека, после того как бедняга умер, — медленно промолвил Моркоу, продолжая сравнивать бумаги.
— Аргх! Фу! — выразил свое мнение Шнобби. — Мерзость какая, просто отвратительно…
— Ты не понимаешь, — возразил Моркоу. — Я хотел сказать, что он написал их, потому что знал только эти слова, он пытался помочь…
— Помочь чем?
— Ну… это как искусственное дыхание, — пояснил Моркоу. — Что-то вроде первой помощи пострадавшему. Уж ты-то должен знать, Шнобби. Ты посещал со мной семинар по оказанию первой помощи.
— Ты сказал, что там дают бесплатную чашку чая и пирожное, вот я и пошел, — хмуро откликнулся Шнобби. — Кроме того, как только до меня дошла очередь, у того, кто изображал жертву, возникли какие-то срочные дела, и он убежал.
— Это все равно что попытаться спасти умирающему жизнь, — продолжал Моркоу. — Мы хотим, чтобы люди дышали, и вдыхаем в них воздух…
Все они разом повернулись и посмотрели на голема.
— Но големы ведь не дышат, — напомнил Колон.
— Вот именно, — кивнул Моркоу. — Големы знают только одну вещь, дарующую жизнь. Слова, вложенные в голову.
Все опять повернулись и посмотрели на две лежащие рядом бумажки.
Еще раз повернулись и посмотрели на статую, что некогда была Дорфлом.
— Здесь становится холодно, — задрожал Шнобби. — Я определенно чувствую некую АУРУ! Нечто распространяется по комнате! Как будто кто-то…
— Что здесь происходит? — спросил Ваймс, стряхивая брызги со своего камзола.
— …Открыл дверь, — закончил Шнобби.
Десятью минутами позже.
У сержанта Колона и Шнобби, к всеобщему облегчению, закончилось дежурство. В частности, Колон наотрез отказывался понимать, зачем нужно проводить расследование, если есть признание. Это выходило за рамки его знаний и опыта. Получаешь признание, и на этом все. Нельзя же НЕ ВЕРИТЬ людям. Людям можно не верить, только когда они говорят, что невиновны. И только виновным стоит доверять. Все остальное — это подкоп под самые основы Стражи.
— Белая глина, — сказал Моркоу. — Мы нашли белую глину. Практически необожженную. А Дорфл сделан из темной терракоты, твердой как камень.
— Последнее, что видел старый священник,
— И это был Дорфл, тут я не сомневаюсь ни секунды, — кивнул Моркоу. — Однако это вовсе не значит, что Дорфл и есть убийца. Я думаю, он появился, когда священник уже умирал, вот и все.
— Да? И с чего ты это взял?
— Я… не совсем уверен. Но я частенько встречал Дорфла. Он и мухи не обидит.
— Моркоу, он работает на бойне!
— И по-моему, это неподходящее место для таких, как он, сэр, — сказал Моркоу. — Также я проверил все доступные записи и не нашел ни одного упоминания о том, чтобы големы нападали на людей. Или совершали какое-либо преступление.
— Да ладно, — махнул рукой Ваймс. — Всем ведь известно, что… — Он запнулся. Да, командор Ваймс был циничным человеком, но с тем же самым цинизмом он относился и к собственным суждениям. — Что значит «ни одного»?
— О, люди любят рассказывать всякие истории о том, будто бы знают кого-то, у кого есть друг, дедушка которого слышал, как какой-то там голем кого-то убил. Но в этом нет ни капли правды. Големы не могут причинить вред человеку. Так записано в их шхемах.
— По крайней мере, я знаю одно: лично у меня от этих истуканов мурашки по спине бегут, — сказал Ваймс.
— И не только у вас, сэр.
— Но ты наверняка слышал множество историй о тупости големов, о том, как они сделали тысячу чайников или выкопали канаву длиной в пять миль, — не отступал Ваймс.
— Да, но, по-моему, тут нет ничего преступного, сэр. Самый обычный тихий бунт.
— Как это?
— Тупое повиновение приказам, сэр. Понимаете… кто-то орет голему: «А ну, иди и делай чайники!» И голем отправляется делать чайники. Его же нельзя обвинить в том, что он не подчинился? Зато никто не сказал ему, сколько именно чайников нужно сделать. Все считают, что големы — тупые истуканы, вот они и не думают.
— То есть они бунтуют, подчиняясь?
— Это просто предположение, сэр. Однако оно более или менее объясняет их странное поведение.
Автоматически стражники повернулись и посмотрели на молчаливую фигуру голема.
— Он слышит, что мы говорим? — спросил Ваймс.
— Вряд ли, сэр.
— А что насчет этой бумажки со словами, которую обнаружили во рту священника?
— Э-э… я считаю, сэр, что ОНИ считают, будто бы между мертвым человеком и живым нет никакой разницы. Просто мертвый человек где-то потерял свои шхемы. Я думаю, они не понимают, чем и как живут люди.
— Признаюсь честно, капитан, я этого тоже не понимаю.
Ваймс уставился в потухшие глаза голема. Верхушка головы Дорфла все еще была открыта, поэтому сквозь глазницы просачивался свет. Патрулируя улицы, Ваймс навидался всяких кошмаров, но этот замерший голем наводил на него дрожь. Казалось, вот сейчас глаза его загорятся, голем выпрямится во весь свой рост, шагнет вперед и вскинет вверх кулаки, больше похожие на молоты… И дело было вовсе не в разыгравшемся воображении. Эти истуканы источали немую угрозу. Поджидали удобного момента.