Ноктюрн Пустоты

Велтистов Евгений Серафимович

Целое лето пылал гнев инакомыслящих. «Нет!» — писали они на стенах особняков. «Нет!» — на дорогих кадиллаках. «Нет!» — на статуе Свободы. И белые боялись прикасаться ко всему, где была начертана первая буква имени убитого парнишки. Они вызывали полицейских, а те привычно, если был хоть малейший повод, стреляли.

Так случается время от времени в Америке.

Неужели татуировка на руке у цветного имеет отношение к этой истории? Нет, чистое совпадение. Давно отбушевало то «жаркое лето», и весь мир наверняка забыл беднягу Нонни. Только журналистская

память способна выхватывать из прошлого конкретные детали.

— Какой нахал!.. Никогда не садитесь в лифт, если там негр! — горячо продолжала моя соседка, о которой я на время забыл.

— Почему?

— Как почему? Это опасно!

— За что вы их так ненавидите? — спросил я.

— А за что они ненавидят нас?! — Дама возмущенно взмахнула руками. И сменила гнев на стандартную улыбку: — Впрочем, вы европеец, мистер Бари…

— Пожалуй, вас я не пойму…

Я почувствовал какую-то усталость, точнее, бремя неожиданной ответственности за эту агрессивно настроенную прабабушку, ее беззаботного правнука, за серенький денек, в котором порхали игрушечные самолеты. Мы расстались с собеседницей дружески, но чувство усталости долго не проходило.

Да еще этот шар с двумя безумцами!..

— Нет сведений? — спрашивал я время от времени по телефону Нэша.

— «Океан молчит» — это наш последний заголовок, — отвечал невозмутимый Нэш. — Кстати, мистер Бари, о вас специальная полоса. Как вы смотрите на шапку: «Жители Джона надеются на Джона»? А?

— Не валяйте дурака, Нэш! — сказал я.

— Но люди действительно верят в вас больше, чем в полицию…

— Заткнитесь, Нэш! — оборвал я, представляя вытянутые физиономии полицейских и хихикающего Боби.

Ирландца не так-то легко было укротить.

— Моя газета выражает мнение читателей…

Я бросил трубку. Этот редактор — великовозрастный младенец! И зачем я ввязался в историю? Что я — господь бог, чтобы спасти целый небоскреб? В конце концов, я просто приезжий, корреспондент лондонской конторы, у меня в Нью-Йорке куча разных дел!..

Принялся лихорадочно собирать чемодан, не обращая внимания на трезвонящий аппарат. Наконец схватил прыгавшую трубку, рявкнул:

— Бари у аппарата! Побыстрее, я уезжаю!

— Отец, это я! — голос Эдди вернул меня в действительность. — Ты уезжаешь? Значит, это шутка?

Я сел в кресло, вытер рукой лоб.

— Да нет, Эдди. Все правда. Я на месте, в небоскребе. Просто мне надоели дурацкие розыгрыши…

— А я в Голливуде, рядом с тобой! — В голосе Эдди слышалось ликование. — Пока тренируюсь. Я стартую, как только окончится ваша история с террористами.

И он был уверен, что эта история кончится благополучно! Один желает хорошей погоды, другой предлагает полмиллиона, третий стартует на следующий день! Они все сошли с ума, начиная с ненормальных террористов!.. А кто будет их ловить? Я, что ли?

И поймал себя на том, что сам поддался всеобщему психозу, брякнул в трубку Эдди:

— Ты не торопись. Когда все кончится, я приеду на твое выступление.

— Правда? (Я

видел, как он смеется.) Ради тебя я выдам королевский трюк! Хорошо бы, и мать посмотрела… Не знаешь, где она?

Я вздохнул:

— Как всегда, путешествует. Что ей передать, если позвонит?

— Чтоб не волновалась… Эдди взялся за дело!

Я не волнуюсь, хотя виски ломит от боли. Захотелось, очень захотелось увидеть Марию. Может, разыскать ее? Рассказать о звонке сына? Нет, нельзя! Чего доброго, примчится. А ей здесь не надо быть. Мы делаем свое мужское дело.

Восемь с лишним вечера, шеф ждет.

Ресторан «Джони» представлял чашу, заполненную ярусами красных столиков, утыканную черными семечками. Словно арбуз семечками, ресторан был переполнен жителями Большого Джона. Метр привел меня к нужному столу. Боби кивнул и скучным взглядом скользнул по рядам. Он был в вечернем сером костюме со слегка приподнятыми плечиками пиджака.

— Боби, вы уже взлетаете? — пошутил я.

Он равнодушно взглянул на мою рабочую робу.

— Куда там, даже не отлучишься домой. — Боби, как обычно, ворчал. — Будем обедать, Бари? Я проголодался, старина.

Подали на стол. Соседи с любопытством поглядывали на нас. Разговора, судя по удаленности стола, они не должны слышать.

— Что нового, шеф?

— Так, ничего, мелочи быта… Работаем… — Боби осклабился. — Пока сущая ерунда… По предварительным данным, они находятся снаружи и внутри!.. — пропел он в паузе гремящего оркестра.

Я кивнул.

Предчувствие не обмануло меня.

Так я и знал! Сейчас они видят меня и шефа, а мы их — нет.

— Между прочим, — продолжал Боби, аппетитно обгладывая косточку, — полмиллиона за такой репортаж — слишком мизерная цена… Вы извините, Бари, но это мое мнение.

— А какое вам, собственно, дело до моего гонорара?

— Никакого, он ваш! — Боби бросил кость в тарелку. — Я бы дал вам дна… а то и три миллиона… Если бы имел…

— Займите у террористов! — съязвил я.

— Если бы они предъявили более конкретные условия… Ну, например, освободить кого-то из заключения… Какую-нибудь тройку, семерку или десятку якобы незаконно осужденных цветных или убийц, я бы точно знал, у кого просить взаймы.

— И хорошо, что они не дают повода, — сказал я. — У всех в зубах навязли эти «тройки» жертв полиции.

— В какой-то степени вы правы. — Шеф посмотрел на меня в упор, жесткий взгляд его скользнул по лицу и сразу рассеялся. — Есть и жертвы случая. Это неизбежно. В конце концов, пятерка или тройка — это лишь символ определенного конфликта.

— А если они хотят освободить всех? — шутливо предположил я вслух.

Боби застыл в кресле, глаза его целились в мою переносицу.

— Скажите на милость, Бари, почему полиции не приходят на ум простые обобщения? — Он подумал и ответил: — Потому, что каждый начинает с рядового, карабкается по служебной лестнице и не видит ничего выше очередной ступени… И все же вы фантазер, Джон.