«Номер один»
Шрифт:
Закончив, она показала результат Кельвину и Тренту.
— Ты просто молодец, — сказал Кельвин с ободряющей улыбкой.
Трент снова покорился неизбежному.
— Да, отлично, — согласился он. — Ты действительно думаешь, что сможешь смонтировать это гладко?
Челси не удостоила его ответом. Вместо этого она повернулась к монтажному столу и опытными пальцами начала резать интервью Грэма. В проверенном временем стиле «колбасная нарезка» шоу «Номер один» она использовала монтажные переходы и резкую смену кадров, а также разные углы камеры,
Кельвин был под впечатлением.
— Да, Челси, — сказал он, — это классическая «колбасная нарезка». Я использую его в своих семинарах. Смотри и учись, Трент.
— Уже учусь, шеф.
— Как насчет того, чтобы пригласить Миллисент поприсутствовать в зале? — предложила Челси.
— Потрясающе, — сказал Кельвин, — просто охереть. Трент…
— Уже звоню, босс, — сказал Трент, выхватывая телефон.
Миллисент была приглашена на живой эфир девятой недели, и, разумеется, ее не предупредили о содержании жестоко смонтированного интервью Грэма. Камеры отобразили каждую секунду ее унижения.
«Мне неприятно думать о Миллисент, — говорил Грэм. — Я действительно считаю ее глупым, эгоистичным и бездарным существом. Мне нет дела ни до кого, кроме себя. Я просто хочу победы. И намерен добиться ее, потому что я слепой».
Миллисент уже плакала, когда Грэм появился на сцене (не подозревая о причиненной ей боли), и продолжала плакать на протяжении первой половины жизнерадостного и неуместного исполнения песни Кайли Миноуг «I Should Be So Lucky», после чего, не в состоянии больше слышать «lucky, lucky, lucky», с плачем выбежала из студии.
Грэм скатился на дно телефонных рейтингов, после чего судьи на полном основании, единогласно и при поддержке зала выгнали его.
Финал, часть первая
Эмма сопровождала Кельвина на торжественный финал и впервые ощутила, каково это, когда тебя видят рядом с самой крупной телевизионной звездой в мире. Они впервые признали свои отношения на публике. Эмма сначала не хотела идти, но Кельвин был настолько уверен в победе принца, что настоял на ее присутствии на этом главном вечере и даже держал ее за руку, когда они шли по красной дорожке в окружении вспышек множества фотоаппаратов.
Конечно, Кельвин не объяснил Эмме, почему он так уверен в победе принца. Весь смысл его обещания заключался в том, чтобы его выполнение казалось жертвой с его стороны, практически невыполнимой задачей, и он был готов сдержать слово, только чтобы доказать свою любовь, верность и надежность. Поэтому он не хотел, чтобы Эмма решила, что это будет легко.
— Пока что все шло хорошо, — произнес он серьезно и с достоинством, — но теперь наступает трудное время. Квазар и Иона ужасно популярны и пока намного опережают ЕКВ.
Это была неправда, на
— Поверить не могу, что ты делаешь это ради меня, — сказала Эмма, когда они вместе вышли из лимузина.
— Только ради тебя, моя дорогая, — сказал Кельвин. — Если принц Уэльский победит сегодня и станет героем нового молодого электората, благодарить он за это должен тебя.
Кельвину удалось убедить в этом даже себя. Несмотря на то что он с самого начала собирался сделать принца победителем, задолго до того, как Эмма подняла этот вопрос, не было сомнений, что выиграть пари у Дакоты теперь было для него менее важно, чем удачно провести кампанию по завоеванию доверия и, соответственно, любви Эммы. Она превратилась в наваждение.
— Кельвин, я люблю тебя, — прошептала она ему на ухо, ослепительно улыбаясь и проходя по ковровой дорожке между вопящими фанатами.
Затем она увидела Шайану.
Эмма чуть не вскрикнула. Застывшее лицо девушки было словно маска, она не кричала, а просто молча ухмылялась, стоя среди шумной толпы. Шайане удалось встать в первом ряду, и она не обращала внимания на истерику и тьму рук, протягивающих ей ручки и обрывки бумаги.
Она стояла и смотрела.
Эмма поняла, что Шайана тоже ее увидела, и на мгновение их взгляды встретились. Выражение лица Шайаны совершенно не изменилось. Затем Эмма увидела, что Шайана смотрит мимо нее, на Кельвина и идущую за ним Берилл.
Затем Кельвин потянул Эмму за руку, и через секунду они оказались в здании телестудии, но от ее радостного настроения не осталось и следа.
— Кельвин, она там, — прошептала Эмма.
— Кто? Что такое? Тебе нехорошо?
— Мне нехорошо. Это она. Та девушка. Шайана.
Сначала Кельвин не понял, о ком она говорит.
— А-а, эта, — наконец сказал он. — Ну и что?
— Что значит — ну и что? Она здесь.
— Она пришла на финал, кому какое дело?
— Но… но…
— Но что? — спросил Кельвин, обнимая ее одной рукой, что вызвало еще один обстрел вспышками фотоаппаратов. — Думаешь, она собирается пристрелить меня?
— Может быть.
— Эмма. Я уже говорил тебе, единственное, чего я не собираюсь делать ни за что на свете, — это бояться фанатов или конкурсантов. «Слабеет мой рассудок. От этого легко сойти с ума!» [13] К черту ее. К черту всех их. К черту всех, кроме нас.
13
Шекспир У. Король Лир. Акт 3, сцена 4. Перевод Б. Пастернака.