«Номер один»
Шрифт:
— Я задам вам жару, Берилл, потому что верю, что Господь посылает каждого из нас на землю с определенной целью, и он послал меня сюда для того, чтобы…
— Шайана, — прервал ее Кельвин, первый раз оторвавшись от блокнота с той минуты, как она вошла в комнату, — просто спой песню.
— Я просто хочу, чтобы вы все знали, что я так много рабо…
— Шайана, здесь все много работают. Спой свою песню.
На секунду показалось, что Шайана снова заплачет.
Операторы, которые
Берилл приободрила Шайану.
— Будь сильной, девочка, — сказала она. — Просто будь сильной. И начинай.
Шайана торжественно кивнула и начала.
Закончив песню, она опустила взгляд на сцену у себя под ногами, ее грудь вздымалась, словно сильные чувства, которые выжала из нее песня, только сейчас начали покидать ее тело.
— Это было совершенно… — Кельвин долго молчал, чтобы произвести больший эффект, — неинтересно.
Шайана выглядела так, словно ее ударили.
Берилл кинулась на ее защиту.
— Кельвин, опомнись! — воскликнула она. — Она так много работала!
— Шайана, ты из тех, кого я называю почти актрисами, — продолжил Кельвин. — Ты почти симпатичная, ты почти можешь двигаться, и ты почти хорошо поешь. У тебя даже почти есть индивидуальность, но боюсь, что рок-н-ролл — крутой бизнес и «почти» вживую не пройдет. Такого никогда не было и никогда не будет.
Губа Шайаны задрожала сильнее. Из глаз заструились слезы.
Берилл засюсюкала самым слащавым тоном:
— Ты действительно хочешь этого, верно, детка?
— О Берилл, я так сильно этого хочу. Это все, чего я когда-либо хотела, это моя мечта.
— И это отлично, что ты следуешь за этой мечтой, детка.
— Ладно, — решительно сказал Кельвин, — каков вердикт? Она проходит в тур «все ко мне домой» или мечта заканчивается здесь? Родни?
— Боюсь, Шайана, я говорю нет.
— Берилл? — спросил Кельвин.
Берилл проделала трюк с долгим измученным взглядом, глядя на Шайану с глубочайшей заботой. Для всех, кто разбирался в этом шоу, было очевидно, куда дует ветер, в ее глазах было столько боли и сожаления. Выражение ее лица говорило: «Я тебя люблю, но ты бездарность, поэтому пошла вон».
— Прости, Шайана, но мечта заканчивается здесь. Ты поешь недостаточно хорошо. Ты никогда не будешь звездой.
— И я тоже говорю нет, — сказал Кельвин. — Спасибо, Шайана.
Шайана молча смотрела перед собой. Она не плакала, не умоляла, она просто стояла и смотрела на них.
— Спасибо, Шайана, — повторил Кельвин. — Ты
— Куда? — спросила Шайана, по-прежнему не шелохнувшись.
— Что — куда?
— Куда мне идти? — спросила Шайана загробным голосом, глубоким и тревожащим. — Я дальше ничего не планировала.
— Боюсь, дорогая, это не моя проблема.
— Я же сказала, если я не смогу сделать этого, то больше мне вообще нечего делать.
— Шайана, до свидания.
— Разве вы не понимаете? Господь создал меня для этой цели. Кто вы такие, чтобы спорить со словом Господним?
— Шайана, тебе пора идти. У нас в очереди много людей, и все они верят в себя так же сильно, как и ты.
— Я же сказала, мне некуда идти. Я планировала свою жизнь только до этого момента.
— Это не наша проблема.
— А по-моему, ваша.
— Нет, не наша. До свидания.
— Нет, ваша, вы, блядские свиньи!
Двое охранников уже начали приближаться к девушке и в этот момент вдруг оказались по обе стороны от нее.
— Отлично! — крикнула Шайана. — Но последнее слово будет за мной, слышишь, ты, вонючий Кельвин Симмс, и ты, Родни, и ты, сучара Берилл Бленхейм!
Шайана повернулась и убежала со сцены. Проходя через холл, она чуть не сбила с ног Грэма, который стоял рядом с Миллисент и ожидал своей очереди.
— Прочь с дороги, ублюдок чертов! — крикнула Шайана. — Ты что, блядь, не видишь, куда идешь?
— Он слепой! — крикнула Миллисент.
— Как будто это моя проблема, — ответила Шайана и исчезла.
«Поп-школа»: Грэм и Миллисент
Грэм и Миллисент тоже немного нервничали.
Они провели утро, снимаясь в «личных моментах». Сначала их отвезли в небольшое бистро неподалеку, где, несмотря на то что не было еще и десяти утра, посадили за столик, накрытый для ужина, и попросили чокнуться бокалами с вином. Пробыв в бистро меньше десяти минут, они отправились к маковому полю, по которому их заставили ходить, взявшись за руки. Наконец они вернулись в школьный спортивный зал, где сняли у пианино: Грэм играл, а Миллисент пела. Сюжеты снимались быстро, потому что звук не записывали.
— Это немые сюжеты, — объяснила Челси, — их вставят как иллюстрации к вашему интервью. Возможно, прокрутят в замедленной съемке, пока вы будете говорить о своей любви.
— Любви? — спросил Грэм.
— Да, вы ведь любите друг друга, верно?
— Ну, я… — ответил Грэм.
— Разве это не наше личное дело? — добавила Миллисент.
— Девочка, — напомнила ей Челси, — если тебя интересует карьера в поп-культуре, тебе лучше понять, что ничего личного у тебя больше нет.