Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке
Шрифт:
8.1. Философско-мыслительная субстанция научного синтеза А.Л. Чижевского – субстанция русского космизма и ноосферизма
Философско-мыслительная субстанция, скрепляющая синтетическую научную картину мира, – обязательный атрибут любого крупного научного синтеза. Он, собственно говоря, без этой субстанции и немыслим. Причем если речь идет о синтезе наук, затрагивающем и естественно-научный, и гуманитарный блоки знаний, а вернее все пять макроблоков единого корпуса научных знаний – естествознание, человекознание, обществознание, технознание и метазнание (именно такой синтез провел в своем творчестве А.Л. Чижевский), – философско-мыслительной субстанцией обязательно становится космическая философия.
Русский космизм как феномен и определенное измерение русской культуры и философии, по нашему мнению [372] , корнями уходит далеко в глубину прошлого, отражая важное измерение
Это все есть в русском космизме, одним из ярчайших представителей которого стал А.Л. Чижевский. В его творчестве русский космизм нашел свое концентрированное выражение, но выражение особое – солнцеликое. Эта гелиокосмическая доминанта связывает Чижевского с глубинными корнями русского космизма, восходящими к солнцепоклонничеству древних ариев.
Ноосферизм в XXI в., который автор определяет как новую научно-мировоззренческую систему, новую идеологию в XXI в., ориентированную на реализацию императива выживаемости в виде управляемой социоприродной эволюции на базе общественного интеллекта и образовательного общества, – императива выхода из первой фазы глобальной экологической катастрофы, и одновременно как эпоху ноосферы будущего, эпоху ноосферного экологического, духовного социализма, – вытекает из Вернадскианской революции, предстает прямым преемником Эпохи Русского Возрождения, опираясь на ее потенциал.
Он является своеобразным итогом Вернадскианского цикла этой Эпохи в ХХ в. – и научное наследие А.Л. Чижевского, его гелиокосмизм, лежащий в основе гелио– и космобиологии, его гелиокосмологический взгляд на цикличность как в «живом веществе» биосферы, так и в «монолите живого вещества» человечества, входит в этот своеобразный итог.
Если принять стадиализацию в становлении ноосферы будущего в изложении А.Д. Урсула [373] «инфоноосфера → эконоосфера → космоноосфера → …» (хотя, по нашему мнению, она и спорная), то работы Чижевского есть вклад в становление космоноосферы. Об этом свидетельствует и «Меморандум Вернадского – Чижевского» – «Космический меморандум организованности живого мироздания», как его назвали исследователи И.Ф. Малов и В.А. Фролов.
8.2. Космический витализм
Определение А.Л. Чижевского как ноосферно-космического философа выражает стержневую линию его философско-мыслительной субстанции, пронизывающей все его творчество.
В 1943 г., в заключении, в Челябинске философ-поэт Чижевский написал «Гимн Солнцу (Египетский памятник XV в. до н.э.)» [374] , мысленно реконструируя молитву древнего египетского священнослужителя, поклоняющегося Атону – Богу-Солнцу. В этом своеобразном, иносказательном произведении звучит нота света, лучистости, оптимизма.
«Чудесен восход твой, о Атон, владыка веков вечно сущий.
Ты – светел, могуч, лучезарен, в любви бесконечно велик,
Ты – бог, сам себя пожелавший; ты – бог, сам себя создающий,
Ты – бог, все собой породивший; ты – все оживил, все проник.
Ты создал прекрасную Землю для жизни по собственной воле
И все населил существами: на крыльях, ногах, плавниках.
Из праха поднял ты деревья; хлеба ты размножил на поле.
И каждому дал свое место – дал пищу, покой, свет и мрак.
Ты создал над всем Человека и им заселил свои страны;
В числе их Египет великий; границы провел ты всему,
Все славит тебя, все ликует, и в храмах твоих музыканты
Высокие гимны слагают – живому творцу своему.
Приносят державному жертвы – угодные жертвы земные,
Ликуя и славя, о Атон, твой чистый и ясный восход,
Лучей золотых, живоносных не знают светила иные:
Лик Солнца единобессмертный все движет вперед и вперед.
Я – сын твой родимый, о Атон, взносящий священное имя
До крайних высот мирозданья, где в песнях ты вечно воспет;
Даруй же мне силы, о Атон, с твоими сынами благими
Дорогой единой стремиться в твой вечно ликующий свет».
Л.В. Голованов охарактеризовал космическую философию Чижевского как «космический детерминизм» [375] . В работе «Земное эхо солнечных бурь» ученый писал [376] : «Мы привыкли придерживаться грубого и узкого антифилософского взгляда на жизнь как результат случайной игры земных сил.
Здесь мы видим единство взглядов А.Л.Чижевского и В.И. Вернадского на витально-космическую организованность всего мира. Это воззрение можно назвать витализмом, «следы» которого пытались искать в творчестве Чижевского его враги в 1920-х – 1930-х гг., когда утвердилась линия на борьбу с витализмом, но витализмом особым – космическим, восходящим к воззрениям Александра Гумбольдта, утверждающим «всеоживленность» Космоса.
Л.В. Голованов предлагает назвать работу «Земля в объятиях Солнца» «Манифестом космической экологии» [377] . Что ж, это название резонирует с наименованием, предложенным Маловым и Фроловым, – «Космический меморандум живого мироздания».
8.3. Истоки космической философии Чижевского
Каков генезис космической философии А.Л. Чижевского? Что представляют собой ее системогенетические истоки?
Анализ показывает, что к этим истокам следует отнести:
1. Внутренние истоки, уходящие вглубь генеалогии Чижевских. В них отразилось большое влияние отца, который стал соратником, даже со-творцом, в исследованиях своего сына и тоже дружил с К.Э. Циолковским. По воспоминаниям Чижевского, его отец после встречи и спора с врагом Александра Леонидовича М.С. Архангельским, размышляет: «Если же нам удастся подтвердить этот вывод в опытах, можно будет сказать, что наступит новая эра, что открыт тот философский камень, о котором мечтало человечество»? Л.В. Чижевский – профессиональный артиллерист, который изобрел командирский угломер для стрельбы по невидимой цели с закрытой позиции за 24 года [378] до того, как это сделали японцы, занимался теорией ракетной техники. «В военной библиотеке моего отца сохранились старые военные журналы и книги по ракетной технике. К.Э. Циолковский, бывая у нас, читал статьи о ракетах, делал математические расчеты и говорил отцу, что ракета в руках артиллерии должна стать мощным боевым оружием» [379] . «Отец и Константин Эдуардович говорили не только о границах применимости закона Тортальи, но и… о космических скоростях и траекториях космических полетов… мой отец был одним из инициаторов применения ракетного огня в артиллерии и еще в начале 80-х прошлого века экспериментировал с ракетами генерала Константинова, которые он значительно усовершенствовал», [380] – вспоминает Александр Леонидович. Ракетно-космическое увлечение отца не могло не отразиться на мировоззрении его сына. Он был военным ученым с широким мировоззрением, в котором имплицитно присутствовала космическая доминанта. Это не могло не передаться сыну. Конечно, здесь сыграло и раннее увлечение сына солнечной тематикой (еще до встречи с Циолковским).
2. Дружбу с К.Э. Циолковским, влияние космической философии Константина Эдуардовича на становящееся гелио-космическое мировоззрение А.Л. Чижевского. Их дружба охватывает период в 20 лет (почти 40% продолжительности научной деятельности Чижевского). Циолковский был центром философско-мыслительной субстанции трудов Чижевского и после своей смерти. Космофилософский, мировоззренческий диалог Чижевского и Циолковского – это тема для специального анализа в рамках русского космизма в ХХ в. Однако необходимо отметить, что в этом диалоге была одна доминанта – отстаивать свои идеи до конца – и постоянное «разоблачение ошибок и заблуждений, которые иногда десятками лет отягощают умы обывателей» [381] , как главная задача ученого. Был еще один акцент – акцент «свободной науки». Излагая историю жизни М.М. Филиппова, который якобы добился передачи энергии без проводов на значительные расстояния с большим коэффициентом полезного действия и погиб во время взрыва в своей квартире, унеся тайну открытия с собой, и который, как считает К.Э. Циолковский, сыграл позитивную роль в издании его книги «Исследование мировых пространств ракетными приборами», Чижевский оценивает его жизнь, как пример «деятельности борца за свободную и передовую науку, за освобождение человека от вечного рабства и вечного унижения, которыми больно ранит душу человека невольничий общественный строй» [382] . Космическая философия последовательно (и у Циолковского, и у Чижевского), являет характер философии свободы, призвания науки, через раскрытие космических масштабов ее деятельности, к борьбе за освобождение человека от «невольничьего общественного строя».