Нопэрапон, или По образу и подобию
Шрифт:
– Ведь так. – Я подумал, по вредной буквоедской привычке, что у Шемета слова разошлись со смыслом, как в море корабли. «Знать себе» цену не значит – не продаваться. Если быть буквалистом, это скорее значит – продаться за свою, чаще всего изрядную, цену. И потом радоваться удачному акту купли-продажи.
Если это характеристика умных людей, то я умный.
Наверное.
Или кокетничаю?
– Димыч, я умный? – спросил я у своего соавтора.
– Дурак, – без колебаний ответил Димыч.
– Ну и ты дурак.
– Ну и я дурак.
– И я дурак, – присоединился
– Вы знаете, ребята, тогда я тоже дурак. – Костя Шемет лихо объехал лужу посреди трассы и громко, искренне расхохотался.
Полагаю, наш совместный диалог показался ему остроумной шуткой.
– Рецепт успеха. – Я откинулся на спинку, глядя в потолок салона. – Берется немолодой мужчина с остеохондрозом, женатый, имеющий сына, щепотка нереализованного тщеславия, гордыни по вкусу… И берется «Технология взрывного метабоя» за шестьдесят девять гривень с учетом почтовых расходов. Смешивается, взбивается, выплескивается. Результат превосходит все ожидания.
Шемет недоуменно приподнял плечи, неприятно став похожим на грифа-стервятника.
– Технология? А, эта идиотская кассета!.. Он мне ее показывал, наш Брюс-Ли-Монахов. С плясками, песнопениями и комментариями. Я выдержал примерно полчаса. А вы?
Ответа он не ожидал.
Ответ был ему прекрасно известен.
– Ребята, парни, господа! Ну вы ведь не станете серьезно относиться к этой лабуде?!
Я смотрел на аккуратно подстриженный затылок Шемета. Я соглашался: серьезно относиться к этой лабуде невозможно. Для нас невозможно, для Большого Босса невозможно, для боксера Отбитыча и молодого инструктора Арьки невозможно.
Возможно лишь для беглого Монаха и княгини Ольги, грозы насильников.
Что общего между мной, Ленчиком, Костей Шеметом и его людьми?
Что общего между девушкой с лошадиной физиономией и лысоватым мужчиной сорока с лишним лет от роду?
Что?
Где-то тут крылась зацепка, ниточка, начав с которой удалось бы размотать весь клубок.
Если б еще знать: хочу ли я его разматывать?..
Возле Дворца бракосочетания, в маленьком круглом закутке между музыкальной школой им. Коляды и собственно Дворцом, был видеосалон.
Он снабжал людей фильмами, а брачующихся – операторами для съемки.
Внутри видеосалона, между выставочным зальчиком и лестницей в полуподвальный склад, была комната, забитая доверху всякой аппаратурой.
Аппаратура жужжала и щелкала.
В комнате, встав в углу плечом к плечу, были мы.
Мы внимали миниатюрной девице с лисьей мордочкой.
– Вот твоя кассета. – Лисичка-сестричка порылась в столе и выдала Ленчику приснопамятную «Технологию…». – Ничего особенного, кроме защиты от записи. Видел, там в правом верхнем углу такая радужка мелькала?.. Ну, квадратик цветной?
Ленчик кивнул.
– Защиту я сломала, вот тебе запись. – Из недр стола родилась вторая кассета и перекочевала в Ленчикову сумку. – Только учти: качество резко упало. Полосы, хрип, цветность плывет. Наверное, если б мои шефы на железо не
Ленчик отрицательно помотал головой.
– Теперь дальше. У тебя паранойя, Леонид свет Владимирович! И я сдам тебя в психушку, если ты не ублажишь меня сладостями. Никаких «двадцать пятых кадров» органами не обнаружено, кодированная информация отсутствует, звукоряд проще пареной репы, музыка просто плохая. Проверено вдоль и поперек, в силу моих скромных возможностей.
Лисичка явственно облизнулась.
Язык у нее был длинный и шелковистый.
Странный язык.
– Спасибо, Аллочка. – Вежливый Ленчик достал шоколадку, с поклоном преподнес лисичке, и та мгновенно зашуршала оберткой. – Я тебе очень признателен.
Спустя пять минут мы всей компанией шли по Сумской, болтая о пустяках.
Кассета-оригинал лежала в моей сумке.
– …тебе звонили, – с порога заявила жена, вытирая полотенцем руки, мокрые после стирки. – Какая-то Татьяна. Татьяна Монахова. Очень просила заехать. Адрес оставила.
– А почему не перезвонить? – удивился я.
– У нее телефон сломался, она с автомата звонила. Сказала: от мужа письмо пришло.
Когда я, прихватив бумажку с адресом, пулей вылетел из квартиры, меня преследовал укоризненный взгляд жены.
Ну, ясное дело, даже не пообедав… пьеса «Река Сумида», «cпутник героя» делает жест разочарования, реплика: «…и в западные земли вслед за ней все души устремились…»
Итак, она звалась Татьяной?!
Дмитрий
Звонок пробулькал невнятную трель, которая, вероятно, должна была изображать фрагмент популярной мелодии, – и дверь почти сразу со щелчком распахнулась.
Создалось впечатление, что госпожа Монахова все это время ждала нас в прихожей.
– Заходите, заходите! – «Просто Татьяна» заулыбалась и поспешила пояснить: – У меня сегодня что-то вроде маленького праздника! Шурик в себя пришел, его из реанимации в обычный стационар перевели. Я уже побывать у него успела. Врачи говорят: теперь быстро на поправку пойдет! И от Вовки письмо пришло, пишет: жив-здоров… Да вы проходите, проходите, туфли можно не снимать, у меня все равно не прибрано!
Мы проходим. И немедленно обнаруживаем в комнате, куда нас приглашает Монахова, знакомую долговязую девицу по имени Ольга, ходячий ужас расхитителей девственности.
– Здравствуйте…
– Бонжур, мадмуазель! – У Олега сегодня явно шутливое настроение, и это ясно говорит мне: он собирается ставить эксперименты. – Наслышаны, наслышаны о вас! Позвольте поцеловать вашу доблестную ручку, которая повергла в прах шестерых негодяев!..
Олег делает шаг вперед, собираясь осуществить продекларированное намерение – и тут девица с неожиданным проворством шарахается от него прочь. Шарахнулась, и сама устыдилась своего порыва, зарделась, аки майская роза… отчего стала выглядеть куда более симпатично.