Норильские судьбы
Шрифт:
Один заключенный упал замертво, трое раненых корчились на земле. Остальные, прикрывая голову руками, кинулись в барак. Сержант стрелял вдогонку, пока не закончились патроны.
На крыльце барака третьего «каторжного» отделения осталось лежать три трупа, семеро раненых стонали от боли, пытаясь заползти внутрь.
Сержант плюнул себе под ноги и быстрым шагом, на ходу перезаряжая обойму, направился в караульное отделение.
Он тогда не мог предположить, что эта стрельба послужит толчком для знаменитого Норильского восстания, вспыхнувшего под лозунгом «Черные флаги» в год
В Норильске на тот период было семьдесят семь тысяч жителей, из них шестьдесят восемь тысяч заключенных, среди которых были подданные двадцати двух стран.
На следующий день в знак протеста расстрела на работу не вышло более десятка отделений.
К бастующим по радио обратился начальник Горлага генерал Семенов с призывом выйти на работу, но это не помогло. В лагере начали создавать забастовочные комитеты.
На следующий день более десятка офицеров под командованием генерала Семенова, стреляя кто вверх, кто в землю, вошли в зону третьего «каторжного» отделения. За ними следовали четыре пожарные машины. Из бараков навстречу начали выбегать заключенные. Вскоре полуторатысячная молчаливая толпа преградила дорогу.
– Бей их, ребята. Окружай! – донеслось из толпы.
– Отрезай от вахты. Смерть палачам!
Офицеры в панике стали отступать. Пожарные машины спешно начали разворачиваться, ударяясь друг в друга. Офицер Качаев не успел отскочить, и был насмерть придавлен к столбу. Водитель машины не стал его подбирать.
Генерала Семенов, размахивая пистолетом, начал кричать:
– Назад, сволочь. Пристрелю!
Но машина пронеслась мимо, чуть не зацепив и генерала.
Взять на испуг третье отделение не получилось.
Семенов не унимался. Его судьба висела на волоске. Необходимо было срочно навести порядок в лагере, до приезда московской комиссии и обезглавить забастовочный комитет. Он пошел на хитрость.
С утра по радио уже в пятом отделении звучало обращение к тем, чей срок заканчивался, чтобы выходили к вахте с вещами. Через два часа у ворот собралось несколько сотен человек. Практически без охраны, чтобы не вызывать подозрение в подвохе, их отправили в новостроящийся лагерь. Как только колонна вошла в ворота и оказалась на территории, ее окружили автоматчики. Всех положили на землю. После сортировки часть заключенных получила команду: «В зону марш». Оставшихся автоматными прикладами погнали в «запретку» под крики «лицом вниз ложись». Затем погрузили в машины, накрыли брезентом и увезли в лагерь на шахту «Западная». Выявленных комитетчиков после допросов, побоев и пыток отправили в тюрьму «Каларгон».
Полковник МГБ
Из Красноярска срочно прилетела комиссия с бывшим начальником Норильского лагеря генерал-лейтенантом Панюковым.
Из Москвы прилетела комиссия под председательством полковника МГБ Кузнецова. В этот же день он собрал весь административный состав лагеря на совещание. Выслушав доклад об обстановке он повернулся к генералу Семенову.
– Сколько бастующих?
– Практически все отделения, кроме уголовников. Но на работу они тоже не выходят.
– Какие меры принимали?
– Пробовали
– Что значит «пробовали запугивать стрельбой»? А стрелять не пробовали?
– Полковник. У меня катастрофическая нехватка рабочих в промышленной зоне. Давай к чертовой матери перестреляем всех. А план Партии и Правительства по никелю и меди кто будет выполнять? – в разговор вмешался директор комбината Зверев.
– А не надо стрелять всех. Показательно расстрелять одно-два отделения. Ты же слышишь – на уговоры не идут, – полковник расстегнул ворот гимнастерки.
– Совершенно согласен с полковником, – в разговор вклинился генерал-лейтенант Панюков. – Это быдло в чувство приведет только показательный расстрел.
– Вы бы в чувство привели личный состав и то быдло, которое заварило эту кашу. Кстати, где этот засранец? Он что был пьян на службе?
– Его спровоцировали заключенные. Опера сейчас ведут проверку. Говорят, что был трезвый.
– А я сейчас тоже кое-кого отрезвлю. Этот документ, – он постучал рукой по папке, – от заместителя МВД СССР Серова. Все зачитывать не буду, не тупые поймете и так.
Кузнецов открыл ее и начал зачитывать:
– Так… Так… А вот. Предупредить, что если и впредь администрация лагерей Норильска будет допускать неповиновение заключенных, МВД СССР будет вынуждено принять меры в отношении начальствующего состава как не обеспечившего руководство, – захлопнул папку.
– Вопросы есть? Вопросов нет. Едем дальше, – положил папку на стол.
– Какие требования выдвигаются заключенными?
Семенов, не вставая с места, достал из папки листок с машинописным текстом и сказал:
– Можно я своими словами, коротко. Первое. Требуют пересмотра своих дел. Отпустить из лагерей инвалидов. Вывести на Родину иностранцев. Отменить нашивки с номерами на одежде. Восьмичасовой рабочий день. Разрешить свидания и переписку. И последнее. Наказать виновных произвола – работников МВД и МГБ.
– Да снимите вы с них к чертовой матери эти нашивки. И пусть хоть запишутся. А по остальным пунктам обещайте, говорите, что Москва в курсе, вопрос решается, тяните время. Вы же понимаете, что выполнение других требований не в моей компетенции.
На следующий день, ступая хромовыми сапогами по мокрому снегу и грязной каше, Кузнецов направился в пятое лагерное отделение в сопровождении десятка представителей комиссии.
Выступая перед заключенными, Кузнецов представился как личный референт Берии. Выслушав первоочередные требования, сказал:
– У меня нет полномочий на пересмотр ваших дел на месте. Все жалобы я передам в Москву.
Повернулся и обратился к лагерной администрации:
– Думаю, что я вправе требовать от вас выполнения ряда пунктов. Снять с одежды номера, с окон решетки, с дверей бараков замки. Не ограничивать переписку с родными. Ну, и давайте сделаем для них восьмичасовой рабочий день. Тем самым уравняем их в правах с уголовниками. – Среди заключенных прокатился одобрительный ропот.