Норман
Шрифт:
В звучавшем в голове голосе, сквозило каким то холодом, чувство опасности взревело сиреной: "Врёт!"
– А может не стоит, вроде и так всё прекрасно.
– Для закрепления успеха, просто необходимо произвести кое какой ритуал.
В глазах, поплыли круги, появилась тошнота, я стал проваливаться в омут ... "Да чтоб тебя..."
Маг устало встал со стула: "Ну, вот и закончили. Как же долго пришлось возиться, уже третья четверть ночи. Зато как получилось! Блокировка плотно завязана с душой, попробует кто-либо снять, душа уйдёт. Правда, пришлось для маскировки наложить плетение увеличения
2. Норман.
– Дядя Храм, дядя Храм, а почему тебя назвали в честь здания на площади?
– Это не меня в честь него, это его в честь меня.
– Пошути давай, - вклинился отец, - Завтра ляпнет кому-нибудь, будешь потом храмовникам объяснять, кто и в честь кого назван.
– Понимаешь Норман, - осознал свою ошибку Храм, - моё имя, из другого языка, и означает оно "Отчаянный", а здание на площади, просто звучит так же.
Я уже шесть десятин как вернулся от академских лекарей. Дома было значительно веселее. Хотя академию, я плохо помню. Помню, что там все строгие.
Зато дома, было раздолье, все были добры ко мне. Дядя Лекам, друг отца, который жил вместе с нами, конечно заставлял учиться, но всего пару частей в день. Я уже много знал. Как говорить. Кто такие боги. Считать. Что в мере сто ударов сердца, в части - сто мер, в сутках - двадцать частей, а день и ночь можно ещё делить на четверти. В сезоне десять десятин и два дня, а сезонов четыре из которых и состоит круг солнца. Город, рядом с которым находится академия, называется Еканул, а страна, Исвария, или Исварское королевство, и ещё много-много чего.
А в остальное время, я помогал отцу в лавке, или дяде Лекаму, эликсиры варить, или вообще в конюшне с Барсом пропадал. В Барса, белоснежного жеребца, я был влюблён. Таскал ему морковь, выпрошенную, а после того как стал получать отказ, наглым образом стибренную у Арофьи, нашей кухарки, прачки и уборщицы по совместительству. Мне было в радость не только мыть коня, но даже убирать каждый вечер в конюшне, данную почётную обязанность с радостью сложил с себя отец.
А сегодня вернулся дядя Храм, он уезжал купеческий обоз сопровождать, и всё бы ничего, но дядя Храм был ОРКОМ, настоящим орком, с зелёно - коричневой кожей и клыками, а орков я никогда не видел, а может и видел, но не помнил, отец сказал, что после болезни я могу что-то не помнить. Мало того, что дядя Храм был орком, он был орком в доспехе, и с огромным мечом. И я крутился вокруг него уже больше части, задирая голову. Я и сам не был маленького роста, достигал почти четырёх локтей (дядя Лекам замерял), но в дяде Храме казалось, были все пять.
– Знаешь Ровный, я начинаю скучать, по тому времени, когда он молчал, - пророкотал орк, хмуро глядел на Нормана, - А может мне его съесть?.
У меня видимо расширились глаза, потому что дядя Лекам
– Так малец, а дарю тебе вот этот нож, и сегодня тебя не вижу и не слышу, - Храм отцепил со своего пояса обоюдоострый кинжал в ножнах и протянул Норману. То, что для орка было ножом, Мне подходило больше как меч. Я с усилием вынул нож из ножен на половину, и рванул за дом, потом приостановился:
– Спасибо, дядя Храм!
– Норман, с ножом со двора ни-ни, - отец смотрел на меня.
– Почему?
– Тебя только отпусти, подрежешь ещё кого.
– Ну, пап.
– Нет, я сказал. Кто вчера устроил драку с базарными мальчишками.
– А чего они меня орчьим прихвостнем, и придурком обзывали. А откуда ты знаешь?
– Ты на лицо своё посмотри, под обоими глазами синё.
– Ла-а-дно.
Над двором повисло молчание, казалось, даже птицы не щебечут.
– Ты как хочешь, Рамос, а парня я буду учить стоять за себя, и не спорь, знаю, что не по нраву тебе это, но мужик должен уметь биться, хоть на кулаках, хоть на мечах.
– у Храма пропал игривый настрой, - Тем более что его в солдаты всё равно не возьмут, так что не беспокойся.
– Да понимаю я всё, но и Салка с Борком не забываю. Учи, что поделаешь, препятствовать не буду.
– Смышлёный паренёк растёт, - Лекам, с вздохом поднялся с бревна, которое использовал в качестве скамьи, последние мер десять, - Я ему на той десятине, умножение взялся объяснять, так он мне про степени и корни рассказал, так как будто только и делает что расчёты производит. Откуда знает ...
– В академии видимо учили, он же рассказывал.
– Быстро развивается, когда ты его привёз, он умом круга на три тянул, сейчас уже на все семь.
– Академские предупредили, что плетение на голову накинули. Первое время, сказали, будет быстро обучаться, но постепенно плетение развеивается, а через круг, может чуть меньше, совсем исчезнет.
– Свожу я его к Горнальду завтра, он маг хоть и старый, но ещё ничего, пусть посмотрит, не доверяю я, этим академским. Хоть и вылечили парня, а проверить надо.
– Твой Горнальд, говорил, что Норман неизлечим, академские вылечили, а теперь ты к нему проверять пойдёшь. Не вздумай даже, мне до навозной кучи, что они там делали, хоть Некросу молились, но парня мне подняли, к старости, радость-то какая - Рамос грузно направился к дому.
– Это к какой старости?
– ожил Храм - Тебе всего шестьдесят, ещё полста кругов мечём махать можно. Вон Сарентию, соседу, сто сорок исполнилось, а он, ещё к своей служанке приглядывается.
– Вот именно что приглядывается, а я хочу в этом возрасте ещё и топтать.
Компания дружно захохотала.
Утром меня поднял Храм:
– Ну, вставай, воин, пойдём дух закалять. Вчера ты за мной бегал, сегодня от меня будешь.
Через полчасти бега вокруг дома, я был что называется "в мыле", следующие полчасти, орк меня "растягивал". Я даже не предполагал, что могу быть настолько гибким, а соседи - что я настолько умею орать. Спасла меня Арофья. "Заканчивай мне, парня калечить, только вылечили, пойдёмте завтракать". Умывшись, "по-оркски", то есть, поливаясь из бочки сверху (в моём случае поливали), холодной водой из колодца, пошли в столовую. Отец с Лекамом, потихоньку посмеивались, когда я трясущимися руками пытался донести ложку с супом до рта.