Нормы русского литературного языка: учебное пособие

Коллектив авторов

Обессилев от ходьбы, мы улеглись у поваленной березы, покрытой какой-то стелющейся растительностью. Не на расстеленной тканой скатерти, а на шелковистом мху, чуть-чуть посеребренном тонкой паутинкой, разложили мы дорожные яства. Среди них были купленные продукты и не купленные в магазине домашние изделия. Маринованные грибы, поджаренная колбаса, масленые ржаные лепешки, сгущенное молоко, говяжья тушёнка, печёный картофель, немного вывалянный в золе, и глоток напитка, настоянного на каком-то диковинном снадобье, покажутся вкусными на свежем воздухе самому сверхизысканному гурману.

Трудно сравнить с чем-либо то очарованье и наслажденье,

которые испытываешь, когда лежишь у костра на берегу безымянной речонки в лесной чащобе. Возникают разговоры на самые необыкновенные и неожиданные темы о трансъевропейских экспрессах, сибирских морозах, обезьяньих проделках, искусных мастерах и о многом другом. Изредка беседу нарушают непрошеные гости: оводы и комары. По справедливости они названы путешественниками бичом лесов.

Легонький ветерок едва-едва колеблет травы. Сквозь ветви деревьев виднеется голубое небо, а на сучочках колышутся листья. В мягком воздухе разлит пряный запах.

Вдалеке неожиданно появились свинцовые тучи, блеснула молния. К счастью, поблизости оказался домишко лесного объездчика – низкое бревенчатое строеньице. Сынишка хозяина, остриженный мальчуган, одетый в короткое пальтецо, приветливо кивал нам головой.

Отблистали молнии, яростный ливень сначала приостановил, а затем и вовсе прекратил свою трескотню. Стихии больше не спорят, не ссорятся, не борются. Расстроенные полчища туч уносятся куда-то вдаль. Выйдя из дома, мы вначале следуем по уже езженному проселку, а потом по асфальтированному шоссе, заменившему прежнюю немощёную дорогу.

Задание 40.

Долго мы ехали, но метель все не ослабевала, а, наоборот, как будто усиливалась. День был ветреный, и даже с подветренной стороны чувствовалось, как гудит в какую-то скважину снизу. Ноги мои стали мерзнуть, и я напрасно старался набросить на них что-нибудь сверху. Ямщик то и дело поворачивал ко мне свое обветренное лицо с покрасневшими глазами и обындевевшими ресницами и что-то кричал, но мне не разобрать было ничего. Он, вероятно, пытался приободрить меня, так как рассчитывал на скорое окончание путешествия, но расчёты его не оправдались, и мы долго плутали во тьме. Он ещё на станции уверял меня, что к ветрам всегда притерпеться можно, только я, южанин и домосед, претерпевал эти неудобства моего путешествия, скажу откровенно, с трудом. Меня не покидало ощущение, что предпринятая мною поездка вовсе не безопасна.

Ямщик уже давно не тянул свою безыскусную песню; в поле была полная тишина, белая, застывшая; ни столба, ни стога, ни ветряной мельницы – ничего не видно. К вечеру метель поутихла, но непроницаемый в поле мрак – невесёлая картина. Лошади как будто заторопились, и серебряные колокольчики зазвякали на дуге.

Выйти из саней было нельзя: снегу навалило на пол-аршина, сани непрерывно въезжали в сугроб. Я насилу дождался, когда мы подъехали наконец к постоялому двору.

Гостеприимные хозяева долго нянчились с нами: обогревали, потчевали чаем, который, кстати сказать, здесь пьют только горячим, так что я ожёг себе язык, впрочем, это нисколько не мешало нам разговаривать по-дружески, будто мы век знакомы. Непреодолимая дрёма, навеянная теплом и сытостью, нас, разумеется, клонила ко сну, и я, поставив свои сапоги на протопленную печь, лег и ничего не слышал: ни пререканий ямщика, ни перешёптываний хозяев – заснул как убитый. Наутро хозяева накормили незваных гостей и вяленой олениной, и стреляными

зайцами, и печённой в золе картошкой, напоили топлёным молоком.

Задание 41.

Язык народа – лучший, никогда не увядающий и вечно вновь распускающийся цвет всей его духовной жизни. В языке одухотворяется весь народ и вся его родина. В нем претворяется творческой силой народного духа в мысль, в картину и звук небо отчизны, ее воздух, ее физические явления, ее поля, горы и долины, ее леса и реки, ее бури и грозы – весь тот глубокий, полный мысли и чувства голос родной природы, который говорит так громко в любви человека к его иногда суровой родине, который высказывается так ясно в родной песне, в родных напевах, в устах народных поэтов.

Но в светлых глубинах народного языка отражается не только природа родной стороны, но и вся история духовной жизни народа. В сокровищницу родного слова складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости, словом, весь след своей духовной жизни.

Не условным звукам только учится ребенок, изучая родной язык, но пьет духовную жизнь из родимой груди родного слова. Оно объясняет ему родную природу, как не мог бы объяснить ее ни один естествоиспытатель. Оно знакомит с характером окружающих его людей, с обществом, среди которого он живет, с его историей и с его стремлениями, как не мог бы познакомить ни один историк. Оно, наконец, дает такие логические понятия и философские воззрения, которых, конечно, не мог бы сообщить ребенку ни один философ.

Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое историческое живое целое…

Задание 42.

Многие русские слова сами по себе излучают песню, подобно тому, как драгоценные камни излучают таинственный блеск.

Я понимаю, конечно, что ничего таинственного в их блеске нет и что любой физик легко объяснит это явление законами оптики.

Но всё же блеск камней вызывает ощущение таинственности. Трудно примириться с мыслью, что внутри камня, откуда льются сияющие лучи, нет собственного источника света.

Сравнительно легко можно объяснить происхождение «поэтического излучения» многих наших слов. Очевидно, слово кажется нам поэтическим в том случае, когда оно передает понятие, наполненное для нас поэтическим содержанием. Бесспорно лишь то, что большинство поэтических слов связано с нашей природой.

Русский язык открывается до конца в своих поистине волшебных свойствах и богатстве лишь тому, кто кровно любит и знает «до косточки» свой народ и чувствует сокровенную прелесть нашей земли.

Для всего, что существует в природе: воды, воздуха, неба, облаков, солнца, дождей, лесов, болот, рек и озер, лугов и полей, цветов и трав – в русском языке есть великое множество хороших слов и названий.

Чтобы убедиться в этом, чтобы изучить ёмкий и меткий наш словарь, у нас есть, помимо книг, немало таких знатоков природы и народного языка, как Аксаков, Лесков, Бунин, Пришвин, Горький и многие другие писатели, главный и неиссякаемый источник языка – сам народ: крестьяне, паромщики, пастухи, пасечники, охотники, старые рабочие, лесные объездчики, сельские живописцы, ремесленники и все те бывалые люди, у которых что ни слово, то золото.