Норвуд
Шрифт:
— Муж открыл дверь, — рассказ продолжился. — Я стояла позади него. Дальше... В дверь просунулась чёрная рука и просто свернул мужу голову. Как цыпленку.
Женщине не хватало воздуха.
— Чёрная рука? — переспросил господин Глен. — Что вы имеете в виду?
— Чёрный рукав, чёрная перчатка, — с некоторым недоумением ответила хозяйка дома и проложила: — Когда муж упал, я просто оцепенела. Ноги будто приросли к полу... А мальчики бросились к отцу, пытались как-то помочь. Но уже через несколько мгновений он зашевелился...
Женщина не выдержала и разрыдалась.
Но
Господин Глен не хотел терзать бедную женщину, но спросил:
— Тот, кто убил вашего мужа, как всё-таки он выглядел? Можете вспомнить хоть что-то? Какую-то примету, рост, например.
— Нет, — хозяйка дома замотала головой. — Ничего больше не скажу, только чёрная одежда...
— Я видела его в окно, — вдруг сказала девушка. — Никаких особых примет у него и не было - обычный мужчина.
Значит, это точно не мог быть упырь Блэлок, не заметить его рост невозможно. Да и одет он был по-другому и вряд ли стал бы переодеваться, прежде чем отправиться к особняку бургомистра. Получается, помимо мертвяков, вампира и, возможно, Опалённой, в городе есть и какие-то другие тёмные сущности.
— А что это за монета, не знаете? — интерфектор протянул на раскрытой ладони один из жёлтых кругляшей.
— Муж показывал мне её, — сразу ответила женщина. — Необычная, раньше ни он, ни я таких не видели... Город рассчитался за ткань, поставленную гильдией, этими монетами, и одна досталась нам.
— Давно это было? — прищурился господин Глен.
— Не помню, может быть несколько дней назад... Пять — семь, точно не скажу.
— Не меньше семи, — Жатэнэ вновь приняла участие в разговоре. — Отец показывал монету не меньше семи дней назад.
Интерфектор задавал еще вопросы, но в основном те же самые, просто другими словами. Зачем это было делать, я не знаю — ведь главное уже и так рассказано. Однако ему, наверное, виднее, а самому лезть с расспросами было как-то неуместно.
— Фонтен, от имени города оплату производит только бургомистр? — теперь Бернард Глен принялся за моего бывшего наставника.
— Обычно да... Господин интерфектор, — последние слова были произнесены с едва заметной усмешкой. — Особенно, если речь идёт о золоте. Серебром иногда доверяли рассчитываться и мне.
— Ты видел эти монеты у управителя?
— Я видел золотые монеты, — спокойно ответил мастер Фонтен. — И семь дней, и год, и даже пять лет назад. Но, какие они были, не знаю. В руки мне их никто не давал.
Не удивительно! Жалование писаря, пусть даже писаря-мастера, не так велико, чтобы выдавать его золотом. Основной металл, звенящий в наших кошельках — медь. Ну и немного серебра - обычного, конечно, не чёрного.
— Неужели ты думаешь, интерфектор, — сказано было шёпотом и на этот раз без слова «господин», — что я не сказал бы раньше, знай, что эти монеты побывали у бургомистра?
Бернард Глен ничего не ответил, но по его виду было прекрасно заметно, какого мнения о мастере Фонтене он придерживается. И не без оснований, надо думать! Ведь в происходящих событиях не маленькая доля его
— Правильно, что мы не прошли мимо, — негромко произнёс интерфектор, чтобы не разбудить женщин, заснувших почти сразу после окончания расспросов. — Не только спасли людей, но и узнали много полезного... Кажется, я теперь знаю, что происходит.
Наверное, удивление на моём лице было слишком заметно, потому как усмехнулся не только мастер Фонтен, но даже и сам господин Глен. Тётушка Ясуи всегда говорила, что я выгляжу до крайности глупо, когда сильно изумлён чем-либо.
Однажды, когда я был еще совсем мал, на нашей улице объявился настоящий рыцарь, прямиком из южных королевств. Не знаю, что он забыл в нашем оазе, и как вообще добрался сюда через столько межей на своём огромном боевом коне, но тогда меня это не интересовало. Тогда — я замер с открытым ртом и восторженно глядел на блестящие латы и на огромный шлем, притороченный к седлу и украшенный яркими перьями. А рыцарь, гарцуя, взвил коня на дыбы, чем привёл всех зрителей в полный восторг. Моя же челюсть опустилась и вовсе до земли, закапала слюна, а глаза остекленели — так, по крайней мере, рассказывала тётушка Ясуи.
После этого надо мной долго потешалась вся улица... Да и теперь, нет-нет да кто-нибудь вспоминал о том случае. А еще, когда рыцарский дестриэ вновь встал на четыре ноги, копыта выбили целую россыпь искр о камни мостовой, одна из которых наградила меня небольшим шрамом над губой. Крохотным, почти незаметным, но я до сих пор жду, когда усы наконец-то будут нормально расти и скроют это уродство.
Погрузившись в воспоминания, я как-то даже забыл о словах интерфектора, который, видимо, ждал от меня вопроса, поскольку сам ничего говорить не спешил.
— Так что происходит-то, господин Глен? — я не стал разочаровывать мужчину.
— Ты помнишь свою встречу с Опалённой? — послышалось вместо ответа. — И как ты не мог противостоять её приказам?
Я поёжился — такое забыть непросто. Сперва меня всё это не особо задело, но потом проняло — ведь она могла потребовать всё что угодно! Например, чтобы я пошёл и утопился. Или убил не упыря, а тётушку Ясуи. Или... Еще много чего ужасного можно придумать.
И вообще, я понял, что упыри не так страшны, как Опалённые. Да вампиры сильные, быстрые и опасные, но всё, что они могу сделать — это выпить кровь и убить. А вот такие, как внучка мастера Фонтена, отбирают не жизнь — они отбирают свободу! Причём делают это так, как и не снилось работорговцам с востока, которыми пугают деток.
— Помню, — выдавил я наконец. — Ещё как!
Интерфектор кивнул и продолжил:
— Да, подобное не забывается... Те, кому посчастливилось испытать на себе силу Опалённых, помнят об этом всегда. Если им удаётся пережить такую встречу, само собой.
Мастер Фонтен фыркнул. Наверное, для него внучка не была воплощением зла, ведь она вряд ли использовала свои умения против деда.
— Но дело в другом, — господин Глен подошёл к окну. — Как думаешь, что было бы, прикажи Опалённая что-нибудь не тебе, а мёртвому человеку?