Носитель Искры. Тигр в волчьей шкуре
Шрифт:
Даже Шира, самая ответственная и трудолюбивая из группы, понурилась и тяжело вздохнула, про остальных не стоит и говорить. И Лаз их прекрасно понимал. Бесспорно, понимание устройства души было очень полезно для магов и действенно почти во всех сферах, от повышения мощи заклинаний до продления жизни. Но изучение энергетических массивов и паттернов, что лежали в основе человеческих душ, были невероятно скучным занятием, на девяносто пять процентов состоящим из зубрёжки. Сам Лаз всегда интересовался этой темой, но потому что хотел разобраться в том, что творилось с его собственной душой, а не потому что это было интересно.
— С профессором Дайн?
— Ага.
— Тогда давайте договоримся так: если покажете хорошие результаты, я договорюсь с ней и мы продлим практическое
— Ура профессору Свану!
Сио’Геата, веснушчатая рыжая девчушка, самая младшая в группе, ей было всего шестнадцать, от переизбытка эмоций вскочила с места и запрыгала от восторга. Лаз широко улыбнулся. Эти восемь мини-Мастеров напоминали ему друзей из академии Савойна Листера, но не потому, что были внешне или по характеру похожи на студентов высшей группы факультета магии. На самом деле, Геата была единственной, в ком Мастер Метаморфоз мог найти знакомые черты. Волосы, веснушки, задор и непосредственность, открытость, словно она готова была заговорить с первым встречным и проболтать до ночи, почти совпадавший возраст — Лаз не мог не вспомнить Жарди Шинил, Рыжика. Она умерла во время атаки на Апрад за семнадцать лет до того, как произошла финальная битва с культом Монарха. И он говорил о ней лишь когда, собираясь с друзьями, они вспоминали старые времена и поминали усопших. После же попадания в Сфарру Лаз и вовсе почти забыл о Жарди.
Увидеть в одной из мини-Мастеров тень погибшей подруги было очень странно. Как дежавю, но не мимолётное и резкое, а словно размазанное по времени, постоянно дёргавшее какие-то ниточки на краю сознания. Когда Лаз впервые поймал себя на этом чувстве, он даже подумал, что это монстр внутри что-то чудит с его восприятием, но после нескольких проверок стало понятно — ничего подозрительного не было. Это было простым совпадением, примерно из той же категории, что и встреча в Эшельраге с Эминой, внешне невероятно похожей на его земную любовь.
Вот только от осознания того, что это совпадение, какие-то отеческие забота и внимание, что Лаз испытывал по отношению к Геате, никуда не исчезли. Если бы у него самого были дети, он бы хотел, чтобы они были именно такими. Беззаботными и радостными, не отягощёнными мыслями о творившихся в мире кошмарах. Казалось бы, довольно несвоевременные, с учётом того, зачем он прибыл в Эрд, мысли. Но, во-первых, с учётом земной жизни сейчас Лазу уже было больше шестидесяти, в таком возрасте некоторые даже правнуками обзаводятся, не то, что детьми. Во-вторых, он был женат на любимой женщине и, хотя этот вопрос они с Айной обсуждали очень редко, разговоры о детях были, да и немалую часть своих исследований за те четыре месяца, что он провёл в «Крыльях», Лаз посвятил именно возвращению своему телу репродуктивной функции. В-третьих же, хоть он и был человеком крайне хладнокровным, бесчувственным или сумасшедшим его назвать точно было нельзя. А после того, как от твоих рук обрывается ещё даже не успевшая нормально начаться жизнь, тяжёлые мысли не придут в голову только последнему психопату.
И после того, что произошло на базе «Крыльев» и что ему пришлось сделать, такие мысли начали посещать Лаза всё чаще. За свою жизнь Мастер Метаморфоз убил многих. Более двадцати тысяч человек, будучи Ужасом из Сайркина, потом ещё сколько-то людей, уже лишь играя роль чудовища во время войны каганата с озёрниками, много тысяч человек на войне с культом Монарха и некоторых — уже здесь, в Сфарре. Но очень редко когда Лаз убивал тех, кто не был тем или иным образом готов к бою и никогда — детей. Давно, перед финальным боем с культом, он спросил у Фауста, готов ли тот убить ребёнка, взятого врагом в заложники. Кто же знал, что этот разговор однажды воплотится в жизнь. Впрочем, с учётом того, какую жизнь Лаз вёл, рано или поздно это должно было произойти.
И именно поэтому он остановил сердце Нисса сам, а не дождался, когда это сделает Даат. Это он, Лазарис Морфей, был виноват в том, что сблизился с мальчиком и этим сделал его заложником. И он, Лаз, должен был нести груз ответственности за свои поступки. Он не имел права убегать от действительности, не имел права
Но зато потом он сполна отыгрался на «Крыльях» и их главе. К счастью, готовясь к появлению Лаза, Даат эвакуировал всю центральную область базы, оставив лишь Мастеров и магов, ответственных за орудия, которые были стащены со всей территории базы. Так что, когда они сражались, никто из гражданских не пострадал. И до сих пор, вспоминая тот бой, Лаз не мог сдержать восторженную дрожь.
О, это была поистине великолепная бойня. Впервые, наверное, с Сайркина Лаз позволил своей ярости пылать в полную силу. Айны рядом не было, не было Фауста, не было посторонних, кто мог бы пострадать, и Мастер Метаморфоз позволил «Крыльям» увидеть, за что на самом деле его прозвали Ужасом. Сайла отделалась легко, на ней он лишь разогревался, вырвав из груди сердце и раздавив на глазах у ещё не успевшей умереть суккубы. А вот остальным, решившим последовать за тем, кто брал в заложники детей, пришлось куда хуже. Сполна воспользовавшись силой монстра, который был только рад подобному буйству, Лаз в одиночку одолел десяток Мастеров, в числе которых были два лидера группировки, а также самого Даата, с первых секунд боя принявшего свой облик огромного демона. От такого количества поглощённой за раз энергии, душ и воспоминаний баланс энергий в его душе чуть не нарушился и ему стоило огромных усилий удержать разум в стабильном состоянии. Два дня после бойни он был на грани безвозвратного падения в ничто, когда его место занял бы буквально только что усмирённый монстр. Но, к счастью, всё обошлось, голова главы «Крыльев» с раскрытым в беззвучном вопле ртом заняла место надгробия на могиле Нисса, а сам Лаз вновь значительно увеличил свой запас энергии. Теперь, если не брать в расчёт умения и основываться лишь на чистой мощи души, он скорее всего был одним из сильнейших во всей Сфарре. А после добавления в уравнение специализации Мастера Метаморфоз, боевых форм, которые он продолжал улучшать и впечатляющего опыта сражений, выходило, что достойных противников для Лаза вероятно можно было пересчитать по пальцам одной руки.
И вот такой человек сейчас шёл в окружении оживлённо переговаривавшихся студентов по парковой дорожке под опадающими клёнами. Один из сильнейших магов этого времени, убивший собственными руками десятки тысяч человек, в чьей памяти ещё свежа была страшная война, какой этот мир не видел уже двести пятьдесят лет и одержимый, до кучи, бесчеловечным монстром, чьим главным желанием было этого мира тотальное опустошение. А он улыбался и шутил как ни в чём не бывало, колкостями отвечая на колкости Ласиана и с теплотой во взгляде наблюдая за носившейся между деревьями Геатой.
В каком-то смысле Лаз, отлично осознававший абсурдность и даже дикость ситуации, наслаждался ей. Ему никогда не была чужда любовь к пафосу и картинным эффектам, и подобный театральный фарс доставлял ему огромное удовольствие, несмотря даже на то, что его слова и эмоции в адрес ребят были совершенно искренни и ему по-настоящему нравилось с ними общаться. С другой же стороны, он всё больше и больше ощущал свою неуместность. Раньше, на Люпсе, они уже говорили с Фаустом о том, что принадлежат к миру, отличному от того, в котором жили Лани, Сариф, Жарди, его отец и все остальные. Но тогда это были именно разговоры, мысли, нечто рациональное, что рождается в голове и там же остаётся. Теперь некая инородность начала уже чувствоваться на каком-то подсознательном уровне.
Словно он было слоном среди муравьёв, способным слышать букашек вокруг, понимать их проблемы и проникаться ими, радоваться и переживать за них, но навсегда лишённым шанса стать полноценной частью их жизни. Следствием чего именно это было: силы, тяжёлого опыта или существования пока что затихшего в глубине разума монстра — Лаз не знал. Не знал и как исправить такое положение дел. Да и надо ли исправлять его вообще. Он не считал себя высшим существом, для Бога у него было слишком много психологических проблем, уродливых душевных шрамов и сомнений. Но не лучше ли было ему оставаться в мире таких же, как он, сильнейших?