Носители искры
Шрифт:
Ну, вот я и отдохнул... почти сутки!
– Ах, окли...
– Ленка печально покачала головой.
– Нет... Умер.
– Но мы же вытащили из него околист, и вытащили правильно!
– Да, околист вытащили, но в сознание парня привести так и не сумели.
– Почему, Ленка? Мозг же вроде не повреждён был!
– Околистом нет, а вот сыворотка... Искроведы говорят, это она повлияла. Сознание окли потерял сразу, как только сыворотку ввели, но было непонятно из-за чего. А когда околист вынули, то...
– она вздохнула.
– То обнаружили, что сыворотка
– продолжил я за Ленку.
– Ну, типа того, - согласилась она.
– Врачи пытались что-то сделать, но ничего не вышло, наоборот, стали разные органы отказывать, один за другим... В общем, Сорвирог приказал парня... того... отключить от приборов.
– Ясно, - я почувствовал опустошение.
– И что дальше?
– Будут совершенствовать сыворотку, - Ленка пожала плечами.
– А потом... ну, есть ведь ещё один окли...
– Точно!
– меня внезапно осенила идея.
– Ещё один окли!
Я вскочил и, пошатнувшись, чуть не повалился на Ленку.
– Куда?!
– она подхватила меня и усадила обратно на койку.
– С ума сошёл, так резко вставать? Ты чего?
– Да мысль одна возникла, - объяснил я, борясь с головокружением.
– Мне кажется - дельная!
– Если ты о том, чтобы снова с мониском танцевать, то, по-моему, рановато пока.
– Танцевать? Я смотрю, прижилось уже выражение-то, с лёгкой руки Сорвирога!
– Ну так...
– глядя на мою кривую ухмылку, Ленка смутилась, - это ведь и правда похоже на танец... что плохого?
– Да ладно, хрен с ним!
– смирился я, снова вставая, на этот раз медленно, чтобы не вернулось головокружение.
– Танец так танец, мне мимо фокуса, мониску - тем более.
– Вот что касается мониска, Пальченко велел тебе пока поостеречься вступать с ним во взаимодействие, - предупредила Ленка, наблюдая, как я одеваюсь.
– Чего-то там в записях, которые приборы с твоего мозга делали, ему очень не понравилось. Говорит, надо тебя обязательно на окофоне обследовать.
– Окофон?
– Ну, сканер такой: шлем надеваешь и можешь посмотреть в реальном времени, как что в голове работает, - в Цодузах используется.
– А-а, - кивнул я, вспомнив аппарат в лечебнице, с большим дисплеем и шлемом-медузой, которым сначала Серёжу мучили, а потом и я себя обследовал.
– Разве у нас на базе есть такой окофон?! Я что-то не видел!
– Ну, вот прямо такого, как в Цодузе, нет, конечно, - дорогой слишком, да и не купишь так просто... я сама настоящий окофон только на фото видела! Но технологии-то мы в своё время выкрали. Так что наши давно уже собирали нечто подобное, теперь вот вроде как доделали наконец.
– Ладно, - кивнул я, зашнуровывая кеды.
– Обследуюсь на нашем доморощенном окофоне, только сперва мне надо кое-что проверить. Сорвирог на месте, не знаешь?
– Был у себя.
– Отлично, - я выпрямился и пригладил пятернёй волосы.
– Но, Стёп, если ты опять про мониска, то Пальченко и командира уже насчёт тебя накрутил.
– Да что вы все с этим мониском ко мне доколупались? А может,
– Ну, если ты даже о свиданиях со мной из-за этого забываешь, то думаю...
– Ленка скорчила недовольную гримасу.
– Да брось!
– я обнял её и прижал к себе.
– Это было лишь однажды, и я уж сто раз извинился! Хочешь сто первый?
– я поцеловал её в губы.
– Я не хочу, чтобы из-за контакта с этой тварью с тобой что-то случилось, - она погладила меня по щеке.
– Что-то непоправимое.
* * *
– Ты сутки проспал, Стёпа, - Сорвирог смотрел на меня устало и, по-моему, даже с некоторой завистью - его глаза были красны и вид он имел всклокоченный и не выспавшийся.
– Причём так, что не добудиться! Это - тревожный факт, который не может ничего не значить! Пальченко правильно говорит.
– Да я в полном порядке, командир! Ты только позволь мне попробовать! Пока этого окли не запытали окончательно. Он, вообще, соображать-то ещё в состоянии?
– Он что-то скрывает, - нахмурился Сорвирог.
– Брухов прав.
– Так ведь...
– я вдруг понял, что не уйду отсюда, пока не добьюсь своего.
– Чёрт! А ты думаешь, что его молчать-то заставляет, несмотря на обмороки от боли и страха?
– На влияние околиста, что ли, намекаешь?
– Да чего тут намекать, будто сам не знаешь, какими окли могут быть отмороженными: я вот себя вспоминаю, когда их ищейкой был - это ж...
– я покачал головой, вспоминая собственную дурную фанатичность, помноженную на глупость и ограниченность, - кранты просто!
– Да ты и сейчас - кранты!
– рассмеялся Сорвирог.
– Упёртый, как баран!
– Спасибо, не осёл!
– усмехнулся я.
– Нет, серьёзно, командир! Это же шанс. Сам говоришь, окли никак не колется...
– А без околиста расколется, - в голосе Сорвирога звучал явный сарказм.
– Скорее всего!
– не отступал я.
– А если он кони двинет, как тот парень?
– Парень кони двинул из-за сыворотки, а не из-за того, что околист вышел!
– Это версия Пальченко, - охладил мой пыл Сорвирог.
– Однако далеко не все искроведы так считают, Валя Темных, например, говорит, что околист настолько отучил мозг работать самостоятельно, что тот уже не может действовать без внешнего пинка и руководства.
– Чепуха!- возмутился я.
– У нас-то с тобой действует! А драконы? А потенциары? Как мы все выжили?
– У нас подавление околиста не происходило мгновенно, - затянул, словно песню, Сорвирог, явно повторяя слова Вальки Темных.
– Сперва - гормональная перестройка, потом постепенный захват управления, короче, это - целый процесс, инициатором которого выступает человеческий организм...
– Вот и тут инициатором выступит человеческий организм - я!
– Ты пойми, - вздохнул Сорвирог.
– Пока окли жив, у нас есть возможность его расколоть, а если он умрёт, то мы уже точно ни хрена не узнаем.