Ностальгия
Шрифт:
– Вот птица гармония, – показала мрачная дама на кружащуюся балерину, продолжающую поднимать то одну, то другую ногу кверху или в стороны, изображая безмолвную тоску и невиданную печаль, – облетающая свою родину, которая лишь в своем прошлом находит счастье!
Балерина внезапно остановилась, прекратив танцевать, видно, как следовало из слов мрачной дамы, обрела истинное счастье всей своей жизни именно в прошлом, и поклонилась публике.
Андрей и Вася смотрели этот абсурдный театр декаденса с ухмылкой, чего не скажешь об Антоне, который не обращал внимания на друзей и вдохновлено ловил каждое
Балерина удалилась, но мрачная дама продолжала стоять на сцене со скорбным лицом, словно ей не досталась в старом совковом магазине дешевая водочка по 3 рэ и докторская колбаса по 2 рэ. Однако она не стала говорить о водочке и колбасе; она подняла дрожащие руки вверх и стала декламировать под тихие звуки музыки за сценой стихи неизвестного автора:
– Вернись ты, старое мгновенье! Вернись, былое наслажденье! Ох, молодость, мой красный галстук, Ох, надежда жизни – рабочий фартук! Ты, прошлое, вернись на миг! В нем, прошлом, многое постиг. И был велик народ. И велика страна. Кому ж она сейчас нужна?! Былое, боль моя! Без этого не прожить и дня. Ох, время! Хоть на миг остановись! Капиталист, поберегись! Народный гнев всё нарастает, Телевранье уж не спасает!Выдержав долгую томительную паузу, мрачная дама снова выстрелила в воздух. А за сценой вновь зазвучал очень громко «Интернационал».
Пожилая пара и угрюмый бритоголовый Илья захлопали.
Антон сидел, не шелохнувшись, впившись глазами в мрачную даму. А Вася с Андреем вздыхали, думая, что могли бы скоротать воскресное время и поинтереснее.
Андрей наклонился к Васе и прошептал ему, чтобы не услышал его слов Антон:
– Homo postsoveticus безутешно скорбит по совкому прошлому…
Вася кивнул, а Андрей продолжил шепотом:
– Ты обратил внимание на мрачность этой дамочки? Характерная черта того времени – неулыбчивость, угрюмость.
Однако Вася с ним не согласился, возразив:
– Нет, ты неправ.
– Это почему?
– А потому, что еще в старину люди были угрюмыми, не улыбались. Ведь считалось, что если ты улыбаешься, значит, ты бездельник, лодырь, лежащий на печи без дела. А работяга зря не смеется, он работает без устали.
– Но это ведь не означает, что люди вообще не улыбаются! Я говорю конкретно о
На сцену вразвалку вышел толстый человек в черном фраке, белой сорочке, черном цилиндре. В руках он держал трость, недовольно глядя со сцены на посетителей. Увидев его, мрачная дама зашипела, показывая на человека во фраке, как на животное в зоопарке в клетке:
– Глядите, товарищи дорогие, вот это буржуин, который только грабит наших граждан!
– Да, я буржуин, – признался человек во фраке, хохотнув, – и что из этого плохого?
– А что ты делаешь хорошего для людей? На что живешь? – допытывалась мрачная дама, словно допрашивала его в следственном изоляторе.
Буржуин нагло усмехнулся, погрозив тростью мрачной даме:
– Трости захотела?.. Это я могу!.. У меня целая фабрика.
Буржуин стал танцевать, поигрывая тростью и задорно смотря на посетителей ресторана. Мрачная дама испепелила своим ненавидящим взглядом буржуина и продолжала его допрашивать, повысив голос:
– Неужели? И что она производит?
– А производит она туалетную бумагу, – с небывалой гордостью сообщил буржуин и достал из кармана рулон круглой розовой туалетной бумаги.
– Как интересно! – воскликнула мрачная дама, вращая маузером. – Для народа стараешься, значит?
– А зачем для быдла стараться? – хохотнул буржуин, продолжая танцевать. – Для себя, дорогого и любимого, стараюсь, только для себя.
Мрачная дама выхватила из рук буржуина рулон туалетной бумаги и громко прочитала:
«Мягкая гламурная туалетная бумага для вашего удовольствия. Такая мягкая гламурная бумажка будет служить вашим самым неотложным потребностям».
– Позор! – заорал с места Илья.
– Да, позор! – повторила мрачная дама. – Народ для него всего лишь быдло! Таких буржуинов надо расстреливать на месте!
Антон выкрикнул с места, захлопав:
– Верно! Стрелять таких надо!
Ему вторил с места угрюмый Илья:
– Смерть буржуям! Но пассаран!
Мрачная дама направила маузер в сторону буржуина, прицеливаясь.
Буржуин испуганно попятился назад, крича:
– Как… как это?
– А вот так, наш суд суров, но справедлив! – воскликнула мрачная дама, после чего выстрелила в буржуина.
Раздался за сценой громкий звук выстрела, буржуин покачнулся и упал.
Вновь послышался «Интернационал», на сцену вышли моряк и двое в черных гимнастерках. Моряк вынес тело буржуина за сцену, а двое в черных гимнастерках сжали кулаки и сказали почти одновременно:
– Товарищи, наше дело правое! Победа будет за нами!
Пожилая пара захлопала.
– Чекисты всегда придут и наведут порядок, – продолжали двое в черных гимнастерках,
– Они всё видят, ведь везде один упадок!
Чекисты – ум, совесть, уши наши.
А буржуины сидеть будут у параши!
Андрей вспомнил старую шутку:
– ВЧК – всякому человеку конец.
Антон повернулся к Андрею, нахмурился:
– Замолчи, буржуин! И тебя надо раскулачить.
– Меня? – усмехнулся Андрей. – Нет, пока я не такой богатый, как кое-то в Москве.
– Гм, это ж кто такие? – Антон пристально глядел на усмехающегося Андрея. – Ну, отвечай!
– А вот такие, которых все у нас в стране знают… Некоторые даже в бега подались.