Ностальгия

В оформлении обложки использована фотография спо лицензии CC0.

Долгая счастливая жизнь

Такая долгая счастливая жизнь

Отныне долгая счастливая жизнь

Каждому из нас

Каждому из нас

(с) Е. Летов

Лохматый подсолнух солнца клонился к дюнам. Яростное светило,

днём выжигавшее в бескрайнем, вылинявшем до белизны, небе всё вплоть до последней птицы и самого маленького облачка, с неистовой страстью опустошавшее землю, обещало назавтра новую встречу, неспешно опускаясь к линии горизонта.

На фоне сине-красного («маджента», полустёртое как старинный дублон, слово выкатилось из тайников памяти) неба редкие клыки небоскрёбов смотрелись почти как раньше – гордо и независимо. Изъеденные временем, источенные ветром, давно покинутые, выгоревшие изнутри, они как обугленные пальцы тянулись к небу. И никак не могли дотянуться.

Он любил бывший мегаполис даже таким – полуистлевшим, живущим только по ночам, ставшим тенью себя самого. Ветер швырял песок в лицо, принося со стороны города запах запустения и горький аромат полыни.

Ветер – вот всё, что осталось, он и солнце теперь хозяева здесь. Ветер гоняет перекати-поле по улицам и поёт свои странные песни среди того, что когда-то считалось элитным жильём. Он утробно воет на подземных стоянках и берёт самые высокие ноты в пентхаусах.

Когда-то всё было совсем не так. Мы думали, что человек – царь природы и по-другому не может быть. Я ещё помню, но кто помнит, кроме меня?

Мысли меланхолично брели знакомой дорогой, пока тело привычно заботилось о выживании. Сначала разведка. Отсюда, с вершины дюны хорошо видно, как тени густеют, принося на раскалённые улицы прохладу и полумрак. Палец ритмично щёлкает переключателем прицела: с тепловизора на оптику и обратно. Батарейки безумно жаль, но старик продолжает упорно обшаривать взглядом провалы окон и дверей словно незадачливый индиана джонс, который пришёл в пирамиду вторым и теперь отчаянно хлопает по мумиям – а вдруг что-то осталось? Нет, похоже, пусто.

Скоро

можно будет идти. Старик лёг поудобней, достал из рюкзака армейскую флягу и глотнул. Его кадык ходил медленно как давно сточившийся, но по-прежнему исправный поршень древнего механизма. Утолив жажду, он вернул флягу на место, поправил на поясе нож и снова уставился в прицел верной «дрыги»1.

Длинный гулкий коридор, одна лестница, вторая. Позади остались ларьки, торгующие пивом и сигаретами, а ты все идёшь и идёшь. В памяти всплывает фильм «Путь Карлито», где главного героя долго везут на больничной каталке по полуосвещённым тоннелям. Здесь тоже плафоны горят через один, но твой свет в конце тоннеля вовсе не тот, что у умирающего гангстера. Впереди уже видны привычные стеклянные двери.

Александровский сад встречает аккуратными газонами и солнечными бликами на листьях деревьев. Скучающие тётки, продающие хот-доги и мороженое с тележек под яркими зонтиками, смотрят на редких прохожих. Слева, от Кутафьей башни, слышится иностранная речь и щелчки фотосъёмки. Тебе в ту сторону.

Сегодня особенный день. Ты готов бежать вприпрыжку, задыхаясь от радостного возбуждения и предвкушения, галопировать прямо по газонам и громким криком оповещать окружающих, что ты теперь огого! И всё будет эгегей!

С трудом берёшь себя в руки. Не к лицу такое человеку в твоём теперешнем статусе.

Поурчав пустым желудком в сторону хот-догов, пожмурившись на яркое, умытое ночным дождём солнце, направляешься в сторону института. Пройдя под аркой, выбираешься в верхнюю часть сада. Здесь больше людей, от Манежной площади доносится гул машин, а грот как всегда удивляет своими колоннами, более уместными, пожалуй, где-нибудь в Питере. У Вечного огня толпится свадьба. Шампанское льётся рекой, радостные ямочки на щеках невесты и смущённые, немного растерянные глаза жениха. Искренне желаешь им про себя счастья и многая лета.

Конец ознакомительного фрагмента.