Нострадамус
Шрифт:
Она снова подбежала к окну: их стало пятнадцать, теперь Роншероль спокойно и уверенно раздавал приказы. Мирта скатилась по лестнице, бросилась в общий зал: на первом этаже было два окна, оба, как тогда было принято, снабженные прочными решетками. Дверь тоже была прочной, укрепленной толстыми железными брусьями.
«Этого хватит примерно на час», — решила про себя девушка.
Она огляделась в ужасе.
— Будем защищаться! — громко сказала она. Деревянная лестница была расположена в глубине зала, в его левом углу. Люк, через который спускались в подвал, — в правом. Мирта подняла крышку люка и поставила ее стоймя. Снова огляделась. В зале было полным-полно скамей, столов, табуретов, у стен стояли два сундука, большой буфет. Прежде всего она сдвинула с места буфет. Потом
— А теперь — оружие!
Рядом с открытым люком (линия отступления) она положила два топора для рубки дров, все, какие попались ей в руки, кухонные ножи, секачи, две гири для взвешивания зерна.
Когда Мирта закончила все эти разнообразные приготовления к обороне, она поднялась наверх. И жадно посмотрела на улицу: их по-прежнему было пятнадцать. Но было ясно, что они все еще ждут подкрепления, потому что Роншероль и Лагард глаз не сводили с конца улицы. Мирта машинально взглянула на дома напротив. Все окна были закрыты, хотя уже давно рассвело. Но обитатели квартала предпочитали ничего не видеть. Если бы они что-то увидели, они стали бы свидетелями… А им было очень хорошо известно, что случается с добропорядочными горожанами, если им, не дай бог, случится стать свидетелями убийства. Только одно-единственное окошко оставалось открытым. У окна неподвижно сидела и смотрела на улицу женщина с седыми волосами и бледным лицом. Мирта отступила на шаг, перекрестилась и прошептала:
— Дама без имени… Ох!
На что же смотрела Дама без имени? Если бы Мирта была чуть спокойнее, если бы она чуть повнимательнее взглянула на седую женщину, она увидела бы, что та не смотрит ни на ее трактир, ни на улицу, нет, светлые глаза незнакомки были устремлены на двух мужчин, стоявших почти напротив, и глаза эти будто проклинали… Она смотрела только на них и видела только их. Этих двух мужчин. Маршала и великого прево. Жака д'Альбона де Сент-Андре и Гаэтана де Роншероля.
Итак, Мирта отступила от окна и… наткнулась на какой-то мешок, опрокинула его. Сначала она обозлилась, что-то проворчала, видимо, ругая себя за неловкость. Но потом, пристально поглядев на мешок, улыбнулась: какая-то светлая мысль, совершенно очевидно, пришла девушке в голову. В углу коридорчика стояла большая мельница для специй. Схватить мешок и высыпать половину его содержимого в жерло мельницы оказалось делом нескольких секунд. Мирта принялась молоть с бешеной скоростью, вращая ручку мельницы так быстро, словно от этого зависела вся ее жизнь. Когда дело было закончено, она высыпала получившийся порошок в ящик и снова наполнила мельницу, которая ответила на то, как Мирта рванула ручку, глухим скрежетом.
— Эй, Мирта! Красотка Мирта! Ты всегда будишь бедных гостей, посланных тебе самим дьяволом, таким жутким скрежетом?
Руаяль де Боревер показался на пороге своей комнаты. Он весело улыбался.
— Чем это ты занимаешься? — спросил он.
— Вы отлично видите: мелю специи! — ответила Мирта.
— Отлично. А не можешь оторваться? Есть хочется… Дай мне покушать.
— Спускайтесь вниз, стол на кухне накрыт.
— Вот это здорово! До чего ж у меня пустая голова. Наверное, потому, что сердце переполнено…
Мирта, услышав это, побледнела. Боревер вприпрыжку спустился в зал. Увидев царивший там разгром, он быстро вернулся наверх, подбежал к окну, не меньше минуты всматривался в улицу, затем схватился за шпагу. Когда он повернулся к Мирте, та ужаснулась, увидев его лицо: оно пылало. Он заговорил — хрипло и резко:
— Они пришли за мной. Понимаешь, Мирта, все началось еще вчера. Они гонятся за мной, преследуют, травят, как зверя, окружают… Хотят моей погибели. Сначала — улица Каландр. Крыши. Сена. Лувр. Я помиловал короля, Мирта, и пощадил королеву. Они дали мне слово. Оба. И вот теперь эти люди здесь. А это — смерть! Мирта, а ты знаешь, кто меня травит, преследует, загоняет в угол, толкает к погибели? Отец той, кого я люблю!
Мирта не произнесла ни слова. Она опустила голову. Две слезы скатились из ее глаз… Руаяль подошел к девушке, ласково
— Мирта… — шепнул он.
— Оставьте меня! — Она вырвала руку и снова стала ожесточенно крутить мельницу.
Страшный удар сотряс дверь внизу и прокатился по всему трактиру эхом, возвещавшим приближение смерти.
Удары бревном по двери продолжались с убийственной регулярностью и с чудовищной силой. Похоронный звон. Похоронный звон по любви, по несчастной любви Мирты. Атакующие молчали. На этот раз Роншероль разработал иной план действий. Он взял с собой немногих: всего двадцать человек, но зато — двадцать закоренелых негодяев, привыкших убивать и способных выполнить эту задачу двадцатью разными способами. Никаких криков. Методичная работа людей, знающих свое дело. Дверь стонала и трещала под их ударами.
— О, Мирта, Мирта, клянусь тебе, я же не виноват, что встретил ЕЕ! И что… Мирта, позволь мне остаться твоим братом, позволь мне любить тебя как сестру! И ведь это ты утешишь меня, когда настанет мой час уйти навеки! Мирта, я умру счастливым, потому что это ты закроешь мне глаза, как я закрыл глаза бедному Брабану!
Эти последние слова заставили Мирту вздрогнуть. Она резко разогнулась, бросив ручку мельницы. Ее чистое прекрасное лицо горело горделивым пламенем. Она думала:
«Нет, я не хочу, чтобы он умирал! И это я, я, Мирта, спасу его! Я, а не ОНА!»
— Замолчите! — сказала она серьезно. — Сейчас не время раскисать! Подумайте-ка лучше о защите! Подумайте о том, как защитить меня!
Она спустилась первой. С грацией и силой, какие обычно приписываются канефорам note 44 древних Афин, Мирта вскинула на плечо ящик, наполненный порошком, который высыпала из мельницы. Это был перец!
Боревер в восхищении покачал головой. Он понял. Он тоже спустился по лестнице и увидел, как Мирта, оставив ящик, уже стаскивает охапки соломы к подножиям сундуков и буфета. На солому она положила стружки, на стружки — сухие дрова и хворост, приготовленные для того, чтобы испечь утром хлеб. У входа в подвал поставила зажженную свечу.
Note44
Канефоры — «носительницы корзин». Девушки из знатных семей, которые на праздниках в Афинах появлялись в процессиях, неся на головах корзины со священными принадлежностями. Канефоры часто изображались античными ваятелями: Поликлетом, Скопасом и другими, иногда в виде кариатид. (Примеч. пер.)
Под мерными ударами тяжелого бревна дверь поддавалась и стонала, как смертельно раненное существо. Она еще держалась на штырях, на петлях, она оставалась стойкой, умница, но сил уже не хватало. На улице громкий голос выкрикнул приказ:
— Внимание! Заходим с фронта!
— Поцелуй меня, Мирта, давай попрощаемся, милая моя сестренка!
Мирта коснулась губами его лба и прошептала:
— Да хранит тебя Господь!
Дверь упала.
Три человека с зажатыми в руках узкими длинными шпагами ворвались через пустой проем. Еще трое вошли за ними. Это были головорезы из Железного эскадрона. В мгновение ока весь Железный эскадрон оказался в комнате. Рейтары пинками расшвыривали табуреты, столы и скамьи, безмолвно надвигаясь на Боревера. Его шпага трижды просвистела над головой. Раздались три проклятия, три стона. Шпага окрасилась кровью. Руаяль держался твердо и прямо, лицо его пылало, глаза сверкали, он рычал:
— Вот вам Боревер! Вот вам Боревер!
Боевой клич не напугал нападавших, в ход снова пошла шпага, но очень скоро зал огласили дикие вопли и чудовищный хохот: оружие, которому следовало защищать Руаяля и Мирту, сломалось надвое!
— Безоружен! Безоружен!
— Берите его!
— Вперед!
— Гром и молния! Да берите же его, черт возьми! — орал Роншероль.
Вся банда ринулась вперед, двадцать рук протянулись к Бореверу, сталь в полумраке зала сияла бледным светом, это был молчаливый наскок, которому суждено было окончиться успехом, однако… этого не случилось. Рейтары попятились с криками, руганью, стонами…