Нострадамус
Шрифт:
Каждое четверостишие (катрен) внутри книги имеет свой порядковый номер; однако все они объединены общим смыслом, заданным темой книги, и стихотворным размером – пентаметром, заимствованным у античных авторов (в частности, у Овидия). Несмотря на то что форма центурии уже в XVI веке была редкой и архаичной, Нострадамус здесь не оригинален. Можно вспомнить «Рассуждения о четырех мирах» Гийома де Ла Перьера, вышедшие в 1552 году в Лионе в типографии того же Масе Бонома.
К лету 1555 года относится и другое чрезвычайно важное событие в жизни Нострадамуса – приглашение к королевскому двору. В популярной литературе можно встретить утверждение, что Нострадамус побывал при дворе в 1556 году, однако это не так. О том, что это случилось годом раньше, свидетельствуют и документы, и сам предсказатель, посвятивший Генриху II альманах на 1557 год и в посвящении, датированном 13 января 1556 года, упомянувший о «прошлогодней» встрече с монархом. Что послужило причиной
«Прошел год после того, как Мишель де Нотрдам посвятил мне, бывшему еще в колыбели, и выпустил в свет центурии, которые, обессмертив его, провели по стопам и путям добродетелей его предков. В конечном счете эти пророчества стали столь известными, хотя и были написаны темными стихами в сивиллином стиле (потому что подобные вещи нельзя осквернять простонародным языком), что молва о нем разошлась повсюду, а его имя повторялось всеми с таким великим восхищением, что и писать неудобно. Скажу лишь, что королева отправила графу Клоду письмо с курьером, где требовала немедленно направить к ней этого человека, которого хочет видеть король. О распоряжении Ее Величества губернатор, который любил и ценил его (Нострадамуса. – А. П.), сообщил ему, и тот, собравшись, отбыл из дома в возрасте 53 лет 14 июля и достиг стен Парижа 15 августа, в день Успения Богоматери, чье имя он носил, въехав в ворота Святого Михаила, чтобы счастливое предзнаменование было полным. Господин коннетабль (Анн де Монморанси. – А.П.) оказал ему необычайную милость, отвел его в свое жилище и представил королю, который велел поселить его у кардинала де Санса (Луи де Бурбон-Вандома). Там его свалила подагра, которая держала его в постели десять или двенадцать дней, во время которых Его Величество отправил ему сто золотых экю в бархатном кошельке, а королева – почти столько же. Согласно четкому приказу Его Величества, как только он избавился от мучительных болей, он с удовольствием направился в Блуа, чтобы повидать французских принцев. Что касается почестей, королевских одежд, драгоценностей и великолепных подарков, которые он получил от Их Величеств, принцев и величайших людей двора, я лучше оставлю их на кончике пера, чем буду рассказывать о них с отменным избытком тщеславия, опасаясь сказать больше, чем позволяет скромность». [66]
66
Nostredame С. de. Histoire et Clironique de Provence. P. 776.
Рассказ Сезара выглядит вполне правдоподобно, однако ни один современник не упоминает о мгновенном успехе «Пророчеств» в 1555 году, достаточном для того, чтобы королева пригласила Нострадамуса в Париж всего через несколько недель после выхода книги. Вряд ли книга, малопонятная современникам Нострадамуса (как и нашему поколению), могла вызвать столь острый интерес королевской семьи к ее автору. Есть и другие детали, заставляющие усомниться в абсолютной достоверности рассказа Сезара Нострадамуса. Так, в указанные дни двор никак не мог находиться в Блуа – он пребывал в Сен-Жермене.
Подлинную причину приглашения Нострадамуса в Блуа раскрыл его непримиримый критик, астролог Лоран Видель: «Немедля вслед за этим (после описания полнолуния 7 января 1555 года. – А. П.) ты говоришь, что не осмеливаешься писать, что случится в этом году. Зачем ты прибегнул к таким хитростям? Явно для того, чтобы тебя пригласили ко двору, поскольку в [предсказании] на июль месяц того же года ты пишешь: «Королю следует остерегаться человека или группы людей, преследующих такие цели, что я не осмеливаюсь изложить на письме то, что показывают звезды в согласии с оккультной философией». Ты конечно же хотел, чтобы король пожелал узнать правду». [67]
67
[Videl L.]. Declaration des abus, ignorances et seditions de Michel Nostradamus de Salon de Craux en Provence… Avignon, Pierre Roux et Jean Tramblay, 1558. P. 4.
Таким образом, именно альманах на 1555 год стал причиной необыкновенной популярности славы Нострадамуса. Клод Атон, кюре города Прована, авторитетный мемуарист и современник Нострадамуса, отметил в своих записях, что в том году о провансальском пророке говорили очень много: «В это время обрел большую славу астролог и математик из Салона-де-Кро в Провансе по имени магистр Мишель Нострадамус, доктор медицины,
У Нострадамуса было много хулителей, которые как только возможно порочили его, утверждая, что он-де сносился с бесами, что он – колдун, маг и волшебник, потому и может предсказывать будущие события. Другие извиняли его, считая, что знания, коими он был обязан математической науке, – в которой он был самым сведущим человеком на земле, – помогали ему в его писаниях. Иные же, кому казалось, что он писал и изрекал вещи сверхъестественные, говорили, что Господь посредством Святого Духа подталкивал его писать вещи, которые он сам мог и не понимать, на манер пророчества, о несчастьях, произошедших спустя 10, 12 или 15 лет после того, как он их предсказал и описал. Эти-то пророчества и становились понятными, когда они сбывались у всех на глазах. Пока Нострадамус был жив, ни один из альманахов, написанных математиками, не обретал славу и хождение во французском королевстве, если он не был подписан именем упомянутого Нострадамуса».
Интересно, что Нострадамус явно колебался, ехать ли ему в Париж, но в итоге решился. Путь его лежал через Лион и Авиньон. В Лионе Нострадамус гостил у Гийома де Гваданя, сенешаля города, которому он впоследствии посвятил свой альманах на 1558 год. Местный торговец Жан Геро записал в своих «Хрониках»: «В то же время через этот город (Лион. – А. П.) проезжал астролог по имени Мишель де Нотрдам из Салона-де-Кро в Провансе, человек очень сведущий в хиромантии, математике и астрологии, который говорил великие вещи другим как об их прошлом, так и о будущем; рассказывали, что он чуть ли не угадывает мысли. Он направлялся ко двору короля, куда был вызван, и очень боялся, что ему там устроят плохой прием; сам он говорил, что ему до 25 августа угрожает большая опасность быть обезглавленным». [68]
68
La chronique lyonnaise de Jean Gueraud. 1536–1562. P. 85.
К счастью, у нас есть письмо самого Мишеля Нострадамуса, где он подробно описывает свое пребывание в Париже. Письмо написано в 1561 году, однако речь в нем идет именно о событиях 1555 года. Нострадамус сильно поиздержался в пути и, оказавшись в Париже, был вынужден занять денег у Жана Мореля, дворянина из Эмбрена в Дофине, сеньора дю Плесси и де Криньи, чье имя хорошо известно историкам французского Возрождения. В доме Мореля в Париже собирался литературный кружок, который посещали Ронсар, дю Белле, Дора, Жодель (будущие создатели «Плеяды»), Медлен де Сен-Желе и другие известные интеллектуалы. Судя по письму, это был не столько заем, сколько плата за протекцию – в обмен на деньги Нострадамус взялся рекомендовать Мореля королеве. Морель не потребовал отдачи долга, но и рекомендацией оказался недоволен, в связи с чем Нострадамус стремится, что называется, внести ясность в их отношения. Приведем это письмо полностью:
«Господин мой, в эту субботу, 29 ноября 1561 года, я получил Ваши письма, посланные из Парижа 12 октября этого года. Мне показалось, что Ваши послания полны желчи, враждебности и негодования, которые Вы испытываете ко мне по неизвестной мне причине. Вы жалуетесь, что, когда я был в Париже и отправился засвидетельствовать почтение Ее Величеству Королеве, Вы предоставили мне два нобиля с изображением розы и два экю, что верно, честно и истинно. Вместе с тем Вы заявляете – что было правдой и правдой останется, – что ни я не знал Вас, ни Вы меня, кроме как понаслышке.
Вы должны понять, господин, что сразу после того, как я прибыл ко двору и коротко переговорил с Ее Величеством Королевой, я особо упомянул ей великодушие и более чем царскую щедрость, с которыми Вы ссудили меня деньгами. И это был не единственный случай, когда я говорил с нею об этом; я заверяю Вас, что упомянул об этом еще четырежды. Я огорчен, что Вы так дурно думаете обо мне, чтобы полагать, что я столь невежествен, чтобы не знать: «Quod benefacta male locata male facta arbitror» («Благодеяния, оказанные недостойному, я считаю злодеяниями», слова Энния из трактата Цицерона «Об обязанностях», II, 18. – А. П.). Но из Вашего письма следует, что Вы говорите в гневе и негодовании и, как мне представляется, зная обо мне лишь немногое.