Новария
Шрифт:
Пожилой человек сделал несколько шагов вперед, наставил на Керина волшебную палочку и что-то крикнул. Раздался щелчок, будто взмахнули бичом, из волшебной палочки в Керина выстрелил зазубренный язык синего пламени. Но не успел Керин зажмуриться, как пламя зашипело в воздухе, не достигнув его лица, и распалось на множество искр...
Заклинание раздалось снова, опять из палочки вылетело пламя и рассыпалось искрами. Пожилой человек произнес:
— Его защищает заклятие — вроде того, что я наложил на вас. Я не могу его пробить.
— Ладно, — пробурчал Гарик, — придется
Троица бросилась на Керина, размахивая дубинками. Керин схватил рукоять меча — но ведь он был привязан к ножнам красной бечевкой! Пока он ее развяжет или разрежет, дубины уже измолотят его... Он помчался обратно, и заплечный мешок заплясал на его спине.
Два матроса «Яркой Рыбки», в набедренных повязках, уже совсем приготовились убрать трап, а другие стояли наготове, чтобы отдать концы. Юноша взлетел по трапу на палубу.
— Ну, — произнес Гуврака, — ты как будто передумал?
— Да, — с трудом ответил Керин, переводя дух. — Я подумал, что... — И замолчал.
Гуврака и его помощник неторопливо подошли к трапу, зажав в бронзовых кулаках тонкие изогнутые сабли. Гуврака закричал:
— Эй, вы, убирайтесь! Я не разрешаю вам подняться на судно!
Он отдал команду по-мальвански, матросы швырнули канаты и взбежали по трапу, который палубные тут же подняли. «Яркая Рыбка» начала удаляться от пристани. Гарик с товарищами орали на берегу:
— Трус! Кастрат! Вернись и бейся, дерьмо лошадиное!
Отдышавшись, Керин спросил:
— А как это вышло, что у тебя под рукой так кстати оказалось оружие?
— Мы видели весь этот фейерверк на пристани, — отвечал Гуврака, — что колдунишка в тебя пускал. Поэтому я подумал, что наши сабли могут пригодиться, и послал Моту за ними. А вот что касается платы...
— Я заплачу, как только сниму с себя эту штуку, — пробормотал Керин, пытаясь отвязать заплечный мешок. — Пятьдесят одна марка, правильно?
— Ну нет, сударь мой. Так как ты явно опасный груз, за которым гонятся враги, мне придется потребовать еще пять марок за риск. Так что получается пятьдесят шесть.
— Что?! Но это просто мошенничество! Мы ведь договаривались...
Гуврака пожал плечами:
— Если тебе так не нравится, я тебя высажу обратно на пристань.
Керин вздохнул: обстоятельства складывались явно не в его пользу. Когда он вынимал деньги из кошелька, Гуврака добавил:
— Грустить не о чем, юноша. Вот что, раз ты единственный пассажир, то, может, сделаешь мне честь разделить со мной паек в моей каюте?
Керин не сразу понял, а потом ответил:
— Ты хочешь сказать, отужинать с тобой?
— Именно, сударь. Я об этом и веду речь.
— Спасибо, буду очень рад.
Когда Керин сложил свои пожитки в одной из двух пассажирских кают «Яркой Рыбки» и снова выбрался на палубу, то увидел, что корабль уже порядком удалился от берега. Восемь матросов налегали на весла, стараясь побыстрее вывести «Рыбку» из гавани. Другие суетились у рей, лежавших на стойках вдоль палубы, стараясь побыстрее развязать веревки, которыми удерживались паруса. Капитан Гуврака
Раздались легкие хлопки, красно-белые паруса развернулись под мягким западным ветром; корабль слегка дрогнул и начал набирать скорость. Гребцы подняли свои огромные весла и убрали их. Позади оставались другие суда, стоявшие на якоре в заливе: одномачтовики из Швении, напоминающие огромные каноэ; местные такелажники, предназначенные для каботажа, оснащенные подобно «Яркой Рыбке», но поменьше; огромные океанские такелажники и, наконец, длинные низкие смертоносные боевые галеры.
Когда они вышли в открытое море, «Рыбка» принялась качаться с носа на корму и с борта на борт, равномерно и утомительно. Керина предупреждали об опасности морской болезни, и он со страхом ожидал, когда она проявит себя.
Внимание юноши привлекла зюйдвестка: там была сооружена какая-то штука на медных подпорках, за которой, скрестив ноги, сидела полная женщина с коричневым цветом кожи. Она была уже немолода и одета в заморский наряд: кусок ткани, несколько раз обернутый вокруг талии, образовывал короткую юбку, а вся верхняя часть тела оставалась неприкрытой. По ее плоскому лицу с гладкой кожей можно было угадать уроженку Дальнего Востока.
Там, где медные подпорки сходились, был подвешен небольшой котелок. Под ним на тонких цепочках висело блюдо еще меньшего диаметра. В этом блюде горел огонь, испускавший то рубиново-красный, то золотистый, то изумрудно-зеленый дым, уносившийся по морскому ветру. Подобравшись поближе, Керин заметил, что котелок на две трети полон воды. И котелок, и блюдо под ним раскачивались в такт судну.
Керин увидел, как женщина положила на котелок соломинку, выкрашенную с одного конца красным. Смотрел на это и капитан Гуврака. На своем примитивном мальванском юноша спросил, показывая пальцем:
— Что это?
— Тсс-с! — зашипел капитан. — Магия.
Женщина запела на языке, неизвестном Керину. Под ее пение соломинка стала медленно вращаться, пока красный конец не остановился, указывая на порт. Поколебавшись еще немного, соломинка окончательно заняла это положение; тогда капитан Гуврака громко отдал команду рулевому. Керину удалось уловить мальванское слово, обозначающее «направо»; и в самом деле, «Яркая Рыбка» легла на правый борт.
Гуврака усмехнулся в свою пышную черную бороду:
— То, что ты видишь, — магия, мастер Керин. Джанджи вызывает своего бира — духа-хранителя, как бы ты выразился, — чтобы тот заставил соломинку указывать на север. Мы идем на зюйд-вест-вест. Она мой лоцман. Она состоит в Гильдии Салиморских Лоцманов. — Капитан взглянул на желто-зеленый вечерний отблеск на небе. — Пора ужинать. Пошли.
Усевшись на подушке на полу капитанской каюты, Керин попытался скрестить ноги, как сделали капитан Гуврака и лоцманша Джанджи. Привычка к стульям мало этому способствовала, но он как мог скрывал, что испытывает неудобство.