Новая Афи

Медие Пис Аджо

Мы с Мавуси стали лучшими подружками. Обычно мы укладывали наши матрасы рядом в центре комнаты напротив окна, где порой проскальзывал приятный ветерок, и шептались до глубокой ночи, едва заснут остальные. Мы придумывали ответы на вопросы, которые не осмеливались задать взрослым. Например, недавно у Мавуси появился единокровный брат с кривыми ножками, потому что его мама пнула козу, когда была беременна. Тога Пайес залепил пощечину одной из наших сестер-подростков, а затем отправил жить к родственникам в Кпандо [12] , потому что застал ее за размалыванием стеклянной бутылки для приготовления раствора, с помощью которого она хотела избавиться от плода в животе. Дядя планировал построить ванную комнату со сливным унитазом

для личного пользования – остальные продолжат стоять в очереди к общественному туалету в конце улицы. Женщина, продававшая там аккуратно вырезанные квадратики газеты, была ведьмой. Даже хуже – королевой ведьм. Ее открытая рана на предплечье не заживала, потому что другие ведьмы лизали ее в дань уважения во время полуночных шабашей на верхушках высоких деревьев.

12

Кпандо – город на юго-востоке страны, рядом с озером Вольта и недалеко от государственной границы с Того.

– Только не касайся ее руки, когда платишь за газету, – обеспокоенно предостерегали мы друг друга. В тот год нас обеих мучили сильные боли в животе из-за попыток противиться зову природы, чтобы оттянуть посещение общественного туалета.

Тем для обсуждения прибавилось, когда меня перевели в государственную начальную школу, в которую ходила Мавуси. Мне даже повезло попасть в ее класс в первую смену. Благодаря подруге я легче пережила жизненные перемены. Тем не менее мне не сразу удалось приспособиться к государственной школе: к необходимости сидеть втроем за партой, рассчитанной на двоих; к учителям, которые так сильно путались в английской грамматике, что директор позволял им вести уроки на языке эве; к работам на огородах вместо уроков; к энтузиазму, с которым учителя орудовали своими прутиками: малейшее нарушение, и эти прутики обрушивались на наши спины с такой силой и скоростью, что глаза на лоб лезли, а на бледной коже потом оставались красные полосы размером с палец. Да, совсем не так преподавали в частной школе, которую оплачивал папа. Однако я не жаловалась, боясь напомнить маме о наших невзгодах.

Хотя мы никогда богатыми не были, нам всегда жилось комфортно – определенно комфортнее, чем большинству родственников, соседей и друзей. Поэтому перемены в нашей судьбе тяжело отразились на маме. Разумеется, она чувствовала благодарность к Даави Кристи за кров, и все же зависимость от доброты других постоянно напоминала маме, как низко мы пали. Только недавно мы вели достойную жизнь среднего класса, а теперь в затылок громко дышала бедность. Разве мы предвидели подобное?

– Надо было тщательнее следить за тем, как твой отец распоряжается деньгами, – жаловалась мне мама во время поездки на городской рынок, где не могла позволить себе большинство продуктов: говядину, рис, молоко и маргарин. Она знала, что папа тратит много денег на братьев и их семьи, но раз нам всего хватало, не спорила. Только на одном настаивала: начать строить дом на участке, унаследованном от ее родителей. Впрочем, папа успел лишь закупить цементных блоков. Если бы только она заставила его достроить дом! Если бы требовала откладывать часть зарплаты, а сама серьезнее относилась к своему пекарному бизнесу, ей бы не пришлось спать в одной кровати с Даави Кристи, а мне – на полу. Она повторяла мне эти сожаления о прошлом, как сказку на ночь, чтобы я разделила их с ней. Чтобы жалела о тратах на поездки в Аккру за лакированными туфельками с блестящими пряжками и за пышными платьями, отделанными кружевом. Чтобы жалела о съеденных школьных ланчах, способных прокормить трех, и о прилагающихся к этим ланчам карманных деньгах. Столько средств растрачено на ерунду, а теперь моей бедной матушке приходится есть из чужой тарелки.

В понедельник ко мне пришла Мавуси, тоже изнуренная долгой организацией свадьбы и ее проведением, и втиснулась рядом со мной на маленькую кровать. Я вспомнила о совместных ночевках на полу в спальне ее мамы. Как же все изменилось! Полагаю, нам обеим еще не верилось в происходящее: подумать только, я – жена Эликема Ганьо! Однако, едва сестра устроилась поудобнее,

наружу вырвались мои страхи и сомнения.

– Как же странно быть замужем за форменным незнакомцем! Вдруг мы не поладим? Вдруг не подойдем друг другу? Что мне тогда делать?

– Он не чужой, мы все его знаем.

– Только не в качестве мужа. На людях он, может, милый и добрый, а наедине – настоящее чудовище. Такое нередко случается!

– Верно. Хотя, если подумать, всякий брак – лотерея, даже если жениться на том, кого знаешь всю жизнь. Поэтому много разводов. Но я правда считаю, что тебе беспокоиться не о чем. О твоем муже никто никогда и дурного слова не сказал. Даже папа, а он-то почти никого не хвалит!

– Хм-м. О моем муже?

– Ну а что, не муж он тебе разве?

– Свидетельства о браке нет. Не знаю, могу ли я называть себя «миссис Ганьо».

– Для брака не нужны никакие свидетельства. Многие обходятся домашними свадебными церемониями. Если двое живут вместе как муж с женой, тогда все и будут их таковыми считать.

– Все, за исключением закона.

– Ну, если тебя это беспокоит, зарегистрируй брак, когда вернется твой муж.

– Как же я устала от всей этой брачной путаницы! Жениться в церкви, жениться официально, жениться дома… Чтобы во всем разобраться, нужно прочитать целую книгу! А вообще, я вот о чем подумала – сколько всего жен разрешено завести мужчине в традиционном браке?

– Тебе-то какая разница?

– То есть?

– Ведь ясно, что твой муж не из тех, кто коллекционирует жен, как сувениры. Даже тебя ему нашла мама. Не выдумывай себе проблем. Лучше скажи, чем будешь заниматься в Аккре?

Ее лицо находилось так близко, что можно было сосчитать крошечные бугорки, образовавшиеся на линии роста волос из-за слишком туго заплетенных косичек. Мы с Мавуси даже внешне походили: те же ямочки на щеках, та же щербинка между передними зубами, только кожа у нее темнее.

– В смысле?

– Ну ты что, намерена целыми днями торчать дома?

Я хотела поступить в школу модельеров, чтобы научиться создавать и шить наряды, какие носила моя новоиспеченная золовка Йайа. Хотела открыть собственный бутик – настоящий, из цемента, а не деревянный киоск, – с огромными витринами и кучей помощников. Я хотела познать мир за пределами Хо – мир, в котором не приходится шить одни и те же три наряда (для тех, кто вечно забывает приносить оплату) на веранде, чтобы скопить на киоск, который до брака я собиралась установить на цементных блоках рядом с нашим домом.

Мавуси улыбнулась, услышав о моих планах.

– Я стану твоим пиарщиком.

Я рассмеялась.

– Зачем швее пиарщик?

– Не швее, а модельеру! У всех крутых дизайнеров одежды в Аккре они есть, разве ты не в курсе?

Мы переплели руки, как в детстве, когда шептались о мальчиках, которые нам нравились. Все так волнующе!

Однако нельзя целый день валяться в постели, хихикая, как дети. Мне предстояло попрощаться с дядей и другими старшими родственниками, а также собрать вещи для переезда. Наконец оторвавшись от кровати, я пошла купаться. Мавуси осталась ждать в комнате. Выйдя из ванной, я услышала, как мама с кем-то разговаривает, вскоре к ней присоединился голос Йайи, младшей из детей Ганьо.

– Твоя золовка пришла тебя навестить! – прокричала мама с веранды, а затем провела стильную женщину в мою комнату. Она отодвинула занавеску в дверном проеме, пропуская гостью, совершенно не обратив внимания на мою наготу, которую я пыталась робко прикрыть тканью. Мавуси незамедлительно извинилась и ушла в гостиную.

Меня никогда не смущала необходимость раздеваться перед другими женщинами, особенно после трех лет купания в душевых кабинках без дверей и переодевания в общежитии с четырнадцатью девочками. Однако что-то в Йайе заставляло меня отчаянно робеть. Возможно, пугало ее близкое родство с тетушкой. Или то, как она тщательно подбирала слова, прежде чем заговорить. Или диплом южноафриканского университета и наряды, сшитые портнихой первой леди (последнее мне услужливо сообщила Мавуси). В общем, рядом с ней я чувствовала себя сопливой девчонкой перед настоящей женщиной. Женщиной, одетой в облегающую джинсовую юбку и красную блузку с довольно глубоким декольте.