Новая дача
Шрифт:
Вечером инженер прислал за потраву пять рублей, и обе лошади, пони и бычок, некормленые и непоеные, возвращались домой, понурив головы, как виноватые, точно их вели на казнь.
Получив пять рублей, Лычковы, отец и сын, староста и Володька переплыли на лодке реку и отправились на ту сторону в село Кряково, где был кабак, и долго там гуляли. Было слышно, как они пели и как кричал молодой Лычков. В деревне бабы не спали всю ночь и беспокоились. Родион тоже не спал.
– Нехорошее дело, - говорил он, ворочаясь с боку на бок и вздыхая. Осерчает барин, тягайся потом... Обидели барина... ох, обидели, нехорошо...
Как-то мужики, и
– Здравствуйте, братцы!
– сказал он.
Мужики остановились и поснимали шапки.
– Я давно уже хочу поговорить с вами, братцы, -продолжал он.
– Дело вот в чем. С самой ранней весны каждый день у меня в саду и в лесу бывает ваше стадо. Всё вытоптано, свиньи изрыли луг, портят в огороде, а в лесу пропал весь молодняк. Сладу нет с вашими пастухами; их просишь, а они грубят. Каждый день у меня потрава, и я ничего, я не штрафую вас, не жалуюсь, между тем вы загнали моих лошадей и бычка, взяли пять рублей. Хорошо ли это? Разве это по-соседски?
– продолжал он, и голос у него был такой мягкий, убедительный и взгляд не суровый.
– Разве так поступают порядочные люди? Неделю назад кто-то из ваших срубил у меня в лесу два дубка. Вы перекопали дорогу в Ереснево, и теперь мне приходится делать три версты кругу. За что же вы вредите мне на каждом шагу? Что я сделал вам дурного, скажите бога ради? Я и жена изо всех сил стараемся жить с вами в мире и согласии, мы помогаем крестьянам, как можем. Жена моя добрая, сердечная женщина, она не отказывает в помощи, это ее мечта быть полезной вам и вашим детям. Вы же за добро платите нам злом. Вы несправедливы, братцы. Подумайте об этом. Убедительно прошу вас, подумайте. Мы относимся к вам по-человечески, платите и вы нам тою же монетою.
Повернулся и ушел. Мужики постояли еще немного, надели шапки и пошли. Родион, который понимал то, что ему говорили, не так, как нужно, а всегда как-то по-своему, вздохнул и сказал:
– Платить надо. Платите, говорит, братцы, монетой...
До деревни дошли молча. Придя домой, Родион помолился, разулся и сел на лавку рядом с женой. Он и Степанида, когда были дома, всегда сидели рядом и по улице всегда ходили рядом, ели, пили и спали всегда вместе, и чем старше становились, тем сильнее любили друг друга. В избе у них было тесно, жарко, и везде были дети - на полу, на окнах, на печке... Степанида, несмотря на пожилые годы, еще рожала, и теперь, глядя на кучу детей, трудно было разобрать, где Родионовы и где Володькины. Жена Володьки - Лукерья, молодая некрасивая баба, с глазами навыкате и с птичьим носом, месила в кадке тесто; сам Володька сидел на печи, свесив ноги.
– По дороге около Никитовой гречи того... инженер с собачкой... начал Родион, отдохнув, почесывая себе бока и локти.
– Платить, говорит, надо... Монетой, говорит... Монетой не монетой, а уж по гривеннику со двора надо бы. Уж очень обижаем барина. Жалко мне...
– Жили мы без моста, - сказал Володька, ни на кого не глядя, - и не желаем.
– Чего там! Мост казенный.
– Не желаем.
– Тебя и не спросят. Чего ты!
– "Не спросят"...
– передразнил Володька.
Нам ездить некуда, на что нам мост? Нужно, так и на лодке переплывем.
Кто-то со двора постучал в окно так сильно, что, казалось,
– Володька дома?
– послышался голос Лычкова-сына.
– Володька, выходи, пойдем!
Володька прыгнул с печки и стал искать свою фуражку.
– Не ходи, Володя, - проговорил Родион несмело.
– Не ходи с ними, сынок. Ты у нас глупый, словно ребенок малый, а они тебя добру не научат. Не ходи!
– Не ходи, сынок!
– попросила Степанида и заморгала глазами, собираясь заплакать.
– Небось в кабак зовут.
– "В кабак"...
– передразнил Володька.
– Опять пьяный вернешься, ирод собачий!
– сказала Лукерья, глядя на него со злобой.
– Иди, иди и чтоб ты сгорел от водки, сатана бесхвостая!
– Ну, ты молчи!
– крикнул Володька.
– Выдали меня за дурака, сгубили меня, сироту несчастную, пьяница рыжий...
– заголосила Лукерья, утирая лицо рукой, которая была вся в тесте.
– Глаза бы мои на тебя не глядели!
Володька ударил ее по уху и вышел.
III
Елена Ивановна и ее маленькая дочь пришли в деревню пешком. Они прогуливались. Как раз было воскресенье, и на улицу повыходили бабы и девушки в своих ярких платьях. Родион и Степанида, сидевшие на крыльце рядышком, кланялись и улыбались Елене Ивановне и ее девочке, уже как знакомым. И из окон смотрело на них больше десятка детей; лица выражали недоумение и любопытство, слышался шёпот:
– Кучериха пришла! Кучериха!
– Здравствуйте, - сказала Елена Ивановна и остановилась; она помолчала и спросила: - Ну, как поживаете?
– Живем ничего, благодарить бога, - ответил Родион скороговоркой. Известно, живем.
– Какая наша жизнь!
– усмехнулась Степанида.
– Сами видите, барыня, голубушка, бедность! Всего семейства четырнадцать душ, а добытчиков двое. Одно звание - кузнецы, а приведут лошадь ковать, угля нет, купить не на что. Замучились, барыня, -продолжала она и засмеялась, - и-их как замучились!
Елена Ивановна села на крыльце и, обняв свою девочку, задумалась о чем-то, и у девочки тоже, судя по ее лицу, бродили в голове какие-то невеселые мысли; в раздумье она играла нарядным кружевным зонтиком, который взяла из рук у матери.
– Бедность!
– сказал Родион.
– Заботы много, работаем - конца-краю не видать. Вот дождя бог не дает... Неладно живем, что говорить.
– В этой жизни вам тяжело, - сказала Елена Ивановна, - зато на том свете вы будете счастливы.
Родион не понял ее и в ответ только кашлянул в кулак. А Степанида сказала:
– Барыня, голубушка, богатому и на том свете ладно. Богатый свечи ставит, молебны служит, богатый нищим подает, а мужик что? Лба перекрестить некогда, сам нищий-разнищий, уж где там спасаться. И грехов много от бедности, да с горя всё, как псы, лаемся, хорошего слова не скажем, и чего не бывает, барыня-голубушка, - не дай бог! Должно, нет нам счастья ни на том, ни на этом свете.
Всё счастье богатым досталось.
Она говорила весело; очевидно, давно уже привыкла говорить о своей тяжелой жизни. И Родион тоже улыбался; ему было приятно, что у него старуха такая умная, словоохотливая.
– Это только так кажется, что богатым легко, -сказала Елена Ивановна.
– У каждого человека свое горе. Вот мы, я и мой муж, живем не бедно, у нас есть средства, но разве мы счастливы? Я еще молода, но у меня уже четверо детей; дети всё болеют, я тоже больна, постоянно лечусь.