Новая дивная жизнь (Амазонка)
Шрифт:
Дура, идиотка, шваль, кричала она себе, пока шла от его стола к двери. Повернись, возвратись, отдай, стояло в ней приказом, – и не повернулась, не возвратилась, не отдала, дошла до двери, открыла ее и вышла из кабинета.
Но тут, когда вышла, оказалась в приемной и, наконец, взглянула на бумагу у себя в руках, выяснилось, что она получила, за чем ходила. Резолюция, начертанная на бумаге, наискось в левом углу, была абсолютно благожелательной. Сугубо. Исключавшей любые иные толкования, кроме положительного.
Она обомлела. Смотрела на заветные, такие неожиданные
Атлант ждал ее в машине на улице. Она села к нему внутрь, он выхватил у нее из рук бумагу и жадно впился в добытый Маргаритой трофей. Впился – и впитывал в себя. Впитывал и впитывал.
– Я ж говорил тебе, все они берут! – победно воскликнул он затем, поворачиваясь к Маргарите. – Как оно, нормально прошло? С боевым крещением! Видишь, все нормально, и ничего не стыдно. А ты, дурочка, боялась!
– Даже юбка не помялась, – ответила Маргарита. И возбужденно хохотнула: – Только я ему ничего не давала. Он безо всего, просто так подписал.
Победная радость на лице ее любовника окаменела, Постояла на нем в таком окаменелом виде какое-то мгновение – и исчезла совсем.
– Это как это? – произнес он с нервным дребезжанием в голосе. – Не понял!
– Так это, – сказала она. – Я пока думала, как дать, он уже подписал.
О том, что не смогла бы дать деньги ни при каких обстоятельствах, Маргарита предпочла умолчать.
Атлант смотрел на нее с острым опасливым недоверием. На лице его теперь отчетливой печатью стояло то нервное дребезжанье, что прозвучало в голосе.
– Не может быть, – сказал он затем. – На хрен ему! С какого вдруг бодуна. Врешь!
– Боже мой, да что я вру! – воскликнула Маргарита. От выражения его лица ее собственное горячее возбуждение тоже исполнилось нервности. – Зачем мне врать, я не пойму?! Вот, – распахнула она сумочку, выхватила из нее деньги и помахала пачкой в воздухе, – вот они все! Целые, нетронутые.
Атлант быстрым, жадным движением выхватил у нее пачку из рук, быстро, жадно оглядел ее, ковырнул большим пальцем, заглядывая внутрь, и с тою же жадной быстротой засунул деньги к себе в карман.
– Твою мать! – вырвалось из него. Во взгляде, которым он смотрел на нее, Маргарита уловила ревнивое, соперническое чувство. – Что, ты ему пообещала свидание, да? Заинтересовал он тебя? Ничего мужик, вполне? Разобрало на него?
Маргарита не ожидала такого. Некая вина за то, что все вышло не по-намеченному, точила ее, не без того. Пусть вышло много лучше, как и не ожидалось, но как не ожидалось, и это рождало ощущение вины. Или нечто, похожее на вину. Однако обвинять ее в том, что получила подпись в обмен на обещание постели?!
– Ты с ума сошел, – медленно проговорила она. – Как ты смеешь. С какой стати? Откуда я знаю, почему он подписал? Я не знаю! Подписал и подписал! Надо было тогда самому идти, все было бы ясно!
Атланта проняло. Глаза у него заметались, прячась от ее взгляда, он отстранился от нее, отвалился на своем водительском сиденьи, взялся за руль и несколько раз крутанул его туда-сюда внутри люфта.
– Ладно,
Все же ее любовник был сыном искусствоведов. Он взял свои оскорбительные слова обратно, он извинился. Маргариту переполнило к нему жаркой, страстной благодарностью. Она обхватила Атланта руками, прижалась к его щеке и потерлась о нее.
– Ты же сам говорил, что у хорошеньких женщин бизнес идет… как? Как ты говорил, как? – терлась она о его щеку, заставляя его ответить.
– Офуенно, как, – через паузу отозвался Атлант.
В голосе его Маргарита услышала отчетливое, внятное ублаготворение.
Жизнь раскручивалась – будто смотрела про себя крутое кино. Как правильно сделала, что не пошла ни в какую школу. Как умно. Что бы там за жизнь была, в школе. Гнойное болото, не жизнь. И денег – чтоб только не протянуть ноги. Выживала бы, не жила – как в какой-нибудь ленинградской блокаде.
Так Маргарита иногда на себя и смотрела – будто со стороны. Отстраняясь от самой себя, расщепляя себя на ту, что была внутри, которая прежде ходила в университет, бегала на выставки художников-нонконформистов на Малой Грузинской, доставала и читала толстые литературные журналы с очередным запрещенным раньше романом, и ту, которой она была теперь снаружи: белкой, бешено мчавшейся в стремительно крутившемся колесе, и лапками все быстрее, быстрее, не дать себе отстать от колеса и не позволить ему замедлить свое стремительное вращение. А не отстраняясь, не расщепляя себя на ту и эту, можно было бы свихнуться. Крейзануться, слететь с болтов – самым натуральным образом.
Бизнес у Атланта шел – будто на реактивной тяге. Маргарита не вполне понимала, что это за бизнес. Сначала ей казалось, что это как-то связано со спортом, с теннисными кортами, их арендой, эксплуатацией, но потом вдруг выяснилось, что вся их контора – не что иное, как страховая компания, учредителями которой являются с десяток разных государственных предприятий, однако при этом они ничего не страховали, только все время вели бесконечные финансовые расчеты, а там неожиданно понадобились таблицы мировых цен на металлы – медь, сталь, вольфрам, – после чего всплыли какой-то кирпичный завод под Москвой, мебельная фабрика, магазин галантереи.
Но то, что бизнес шел успешно, ясно было невооруженным глазом. Денег в запечатанном конверте, который Маргарита получала регулярно в начале каждого месяца, каждый же месяц становилось непременно больше. И деньги были приличные. И когда ходили с Атлантом в ресторан, он заказывал самые дорогие блюда, самые дорогие вина – швыряться не швырял, но тратился на полную катушку, жаться ему не приходилось. «В Альпы с тобой на горных лыжах кататься хочу поехать, – говорил он Маргарите. – Вжарить по склону, и на полкилометра вниз, а?! Восторг! – Глаза у него подергивались поволокой, мечтательно прищуривались. – Не могу только пока наше дело оставить. Ни на день!»