Новая хозяйка собаки Баскервилей

Миронина Наталия

Близость порока щекочет нервы, заставляя проявлять нескромное любопытство, и побуждает к непривычному анализу чужих поступков. «Вот эта, светленькая, с длинным хвостом. Какая она красивая – просто загляденье. Я – женщина, и то не могу глаз отвести – глаза и улыбка великолепны. И знает цену себе. Манеры, жесты! Такое впечатление, что этих девушек воспитывали в Институте благородных девиц. Вот как она попала сюда? Почему она имеет дело с этими мужиками? Как случилось, что они проводят время с этими явно женатыми мужчинами?» Катя уже слышала лживо бодрые телефонные отчеты: «Лен, здесь столько работы. Звонить не буду, некогда!»

«Почему эти девушки не пошли в театральное

училище, в модели, на худой конец?! Впрочем, может, она и работала моделью, а потом что-то случилось…» – Катя, сгорая от любопытства, строила догадки. Только однажды она, бросив взгляд на сидевшую в стороне блондинку, поняла, когда и как эта тайная жизнь вдруг проступает в облике. Уединившаяся девушка была в тени большого навеса и думала, что ее никто не видит. Она смотрела на воду, и по ее осанке, посадке головы, положению плеч, по малоуловимой, но все-таки заметной гримасе можно было прочитать и усталость, и, что самое главное, брезгливость. «Это работа. Тяжелая. И они так и относятся к ней. Но можно было выбрать и другое занятие!» – несмотря на банальные выводы, которые Катя делала, интерес к мелочам чужой жизни не давал ей покоя. Истоки поступков, решений она пыталась найти в интонациях, жестах, взглядах. Катя не могла себя представить на месте этих девушек, а потому детали этих отношений будоражили ее воображение: «Мужчины вежливы, но снисходительны, покровительственно неторопливы – они знают, что эта красивая девушка все равно будет принадлежать им. Все оплачено».

…Сейчас, лежа в каюте, тихонько пиная ногой упрямого Гектора и прислушиваясь к неуместному в столь раннее утро женскому смеху, Катя отдавала должное проницательности, а может быть, и опыту Тонкого. С его выводами она согласилась уже на второй день, когда «боссы» поменялись «секретаршами». Вся эта группа взяла за привычку занимать пространство у бассейна, оттуда теперь частенько доносились женский смех, визг, мужской гогот. Катя там почти не появлялась. Только однажды, когда выяснилось, что собака сбежала с нижней палубы и, бесшумно пристроившись у шезлонга, сжевала тонкое парео одной из девушек. Катя по громким возгласам, испуганному визгу и смеху поняла, где надо искать собаку. Пришлось подниматься и извиняться. Несмотря на неловкость, как будто она заглянула в спальню, Катя с интересом оглядела присутствующих. Все девушки были почти обнаженными – лоскутки купальников почти ничего не скрывали, рядом с бассейном валялись красивые босоножки на высоченных каблуках, причем босоножки имели вид почти вечерний – сплошь золотые и серебряные ремешочки. Девушки расположились на мягких шезлонгах, листали журналы, курили и совершенно не принимали участия в мужских разговорах. Мужчины сидели за большим квадратным столом в плавках, разбирая какие-то документы. Они были так поглощены своим делом, что ни на спутниц, ни на Катю не обращали никакого внимания. Катя поймала Гектора, который уже плотоядно смотрел на перепончатые босоножки, и вернулась на свою палубу. «А какие у них духи! Просто убойные!» – подумала Катя. Порок имел дорогой и хороший запах.

Шум с верхней палубы обычно доносился после четырех часов – заканчивались утренние совещания, проходил обед с последующим тихим часом, и компания начинала веселиться. Оглушительные всплески воды, крики, смех…

Хорошо, что яхта была огромная и всем остальным, не желающим быть зрителями громких забав, находилось вдоволь места. Катя обычно с книжкой сидела на своей палубе и, раскрыв ее на одном и том же месте, наблюдала за пейзажем за бортом. Берег был лесной, почти необжитый, только

когда вдруг местность становилась холмистой, появлялись селения с аккуратными домиками под разноцветными крышами.

– Так это мы из-за вас делаем остановки два раза в день? Чтобы собачка погуляла? – Толстый теперь, невзирая на спящего в тени зонта Гектора, часто присаживался рядом.

– Да, – кивнула Катя. – Но я так понимаю, что у этого важного господина тоже какие-то дела на берегу?

– А, да. Он с местным начальством встречается. Вы не подумайте, мне нравится, что есть возможность лишний раз на берег сойти. Я – человек сухопутный.

– Какие аккуратные здесь деревни, – как-то заметила Катя.

– Что вы хотите, недалеко от столицы. К сожалению, не везде так.

Потом они разговаривали о делах, впрочем, говорил в основном Толстый.

– Вот еще два дня, и мы прибудем на место. Там, конечно, предстоит поработать…

– А что вы там будете делать?

– Как? Вы не знаете, зачем все мы тут собрались?

– Ну как, знаю… Я знаю, что все должны осмотреть место, где уже начались работы по одному проекту. Я, правда, подробностей не знаю… Я случайно здесь. По знакомству… – Кате не очень хотелось посвящать постороннего в свои обстоятельства.

– А, понятно. Отдохнуть. – Толстый кивнул. – Все равно смотрите в оба. Не каждый день рождение нового моря увидишь.

– Как рождение?

– А так. Конечный пункт нашего плавания – так называемое Новое море. Оно появилось путем искусственного затопления огромного участка земли.

– Как затопления?

– Вы что же, никогда об этом ничего не слышали?

– Да нет, слышала. – Катя вспомнила вдруг дискуссии по этому поводу, которые велись несколько лет в газетах и на телевидении. Даже был организован комитет по спасению Зеленой Долины. Зеленая Долина – так называлось то место, где разливалось море.

– Вот туда-то мы и плывем. Там огромные возможности – нужен порт, нужна инфраструктура, жилье опять же.

– Так что же, там кто-то жил? Там был город, деревни?

– Нет, нет, слава богу, там никого не пришлось переселять. Места там были низкие, топкие, болотистые, и эти болота были такие обширные, что подумывали об осушении. Но опыт шатурских земель показал, что это не самое правильное решение. А тут подоспел проект моря. Посчитали, прикинули – получалось выгодно. И место такое, шлюзы недалеко – в общем, все складывается как надо.

– И большое море получилось? – Катя попыталась представить, как это выглядит. Река, по которой они плыли, была широкая, леса, обрамлявшие ее, из лиственных превратились в хвойные – сосны, ели. Высокие песчаные берега на солнце становились прямо медовыми.

– Говорят, огромное.

– Жалко.

– Что – жалко? – не понял Толстый.

– Жалко лес. С болотами всегда лес соседствует. Вот его и жалко.

– Да, вы правы. Лес жалко, тем более мне говорили, что при затоплении захватили больший кусок, чем предполагалось ранее. А там тоже леса.

Катя молча смотрела на уютный спокойный пейзаж. Даже не верилось, что еще день, и перед ними раскроется огромная водная гладь, не имеющая конца и края. Она поежилась.

– Вам понравится, – Толстый понял все по-своему, – это такой размах, что дух захватывает. Впечатление на всю жизнь. Я знаю, – он поправился, – мне рассказывали. Пойдемте в бар, а то что-то холодно стало.

– Мне надо пса в каюту отвести, – Катя кивнула на Гектора, который выставил свои длинные мохнатые лапы из-под шезлонга. Безмятежность спящего пса была обманчивой – глаза были приоткрыты и следили за каждым движением.