Новая лирика. Годы
Шрифт:
Обогрейся, не беда.
Забирайся в песенки.
Если б старые года,
Да по новой лесенке.
Вот тогда б идти, идти,
Сто годов источится…
А душа – она в пути.
Ей всё к людям хочется.
Свет и тьма
Не то со зла, не то
Не то ещё с какой беды
Схватились ветки друг за друга
И ну скрипеть на все лады,
И ну стращать, и ну хлестаться,
И ну выписывать круги,
Еще чуть-чуть и, может статься,
Начнут кусаться. Хоть беги.
Погасло солнце в чёрной раме.
Уже качало высоту.
Гроза сидела за домами
И набирала черноту.
И вдруг нагрянула. И с ходу
Перекрутила все сады.
И так ударила природу,
Что было близко до беды.
А между тем за дальним лесом
Опять светало. Всё звончей.
И прыгал ветер красным бесом,
Гоня багряных трубачей.
Всё пело свежестью и светом.
Садами. Радугой. Травой.
И сколько раз пишу об зтом,
И каждый раз пишу впервой.
Ветер
Когда у ветра спросишь:
Где ты был?—
Он может не ответить. Он забыл.
Забыл, как он ломал моё окно.
А было сыро. Холодно. Темно.
Забыл, как он берёзке у ворот
Ладошкой грязной перепачкал рот.
Забыл, как у парящего орла
Хотел с размаху вывернуть крыла.
Забыл, как под бушующей волной
Все звёзды утопил он. До одной.
Забыл, как на заснеженном лугу
Топтал костёр. Валял его в снегу.
Забыл. Забыл. Всё — ветреник — забыл.
Не спрашивай у ветра, где он был.
Он всё ко мне стучался в эту ночь.
Принёс беду, а после канул прочь.
Атом
Уже была однажды Хиросима.
И эта боль черна. И негасима.
Уже однажды плавился гранит.
И всё звенит слеза его. Звенит.
И в рыжих комьях рушилась земля,
Людей о милосердии моля.
И с той поры — я верю — каждый атом
Себя считает в чём-то виноватым.
И даже в каждом атоме добра
– Нет-нет да отзовётся та пора...
Страда
Шагал солдат кромешными путями.
Мостил дороги в дантовых кругах.
Четыре пуда грязи под
И полземли на ржавых сапогах.
Высь
Гора убить меня хотела.
Ей камни в верности клялись.
И всё куда-то вдаль летела
Неразговорчивая высь.
Ярилась дикая природа.
То вышлет бурю. То обвал.
И не давала кислорода,
Когда я звёзды доставал.
А я всё шёл. На зов вершины.
Срывалась с наледи стопа.
И прямо в черные крушины
Валилась замертво тропа.
А я всё шёл. Всё выше. Выше.
К вершине той. Наверняка.
На снеговой покатой крыше
Касались света облака.
Всё было вещим в эту пору,
Куда лицом ни обратись...
И я взошёл на эту гору.
И обозначил эту высь.
Банальность
Жизнь состоит из банальных сюжетов.
Он полюбил. И она полюбила.
Этих закатов и этих рассветов
Сколько на нашей земле уже было?!
Было. Всё было. И всё ещё будет.
Эти приливы. И эти отливы.
Память запомнит, память забудет
Песенок юных седые мотивы.
Всё повторяется в разные сроки.
В старый свой дом возвращается птица.
Будем к своим недостаткам жестоки —
В нас они могут опять повториться.
Сколько всего уже было на свете.
Но навсегда, как святая причуда,
В каждом банальном и старом сюжете
Бьётся огонь человечьего чуда.
Толпа
Чей-то любимый. И чья-то любимая.
Чей-то обидчик. И чей-то дружок.
Двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь мимо я.
Реденький сеется с неба снежок.
Угол метро. Остановка трамвая.
Шарканье ног. Перебивка шагов.
Тянется, тянется лента живая,
Сколько она опояшет кругов!
Вправо и влево. Туда и обратно.
Каждый спешит по своим адресам.
Чёрные, красные, жёлтые пятна,