Новая реальность
Шрифт:
– Дим… – плачет тихий голос. Знакомый голос. – Где ты, Дим? Где ты? – Дима-а!
Лёш? Откуда? Связь ведь не проходила. Снится, наверное.
Но в голосе Лёшки такое отчаяние, что полузамерзший Дим невольно отвечает, забыв про серых и пакостную тварюшку, которая не найдя новой рыбы, пробует укусить его.
– Я… здесь.
Но он забывает про все, потому что голос наливается сумасшедшей радостью и звенит,
– Дим?! Дим. Где? Димка… Где ты? Мне же не показалось? Дим!
– Я… здесь… – сами собой шевелятся губы. Надо сказать про серых… надо сказать, чтобы побереглись… но он не успевает.
– Ты живой?!
Лёшка. Это по-настоящему Лёшка.
Я… да… кажется…
Серые, кажется, что-то почуяли. Толпятся рядом, тыкают в «стенку». От каждого толчка боль – словно по голове бьют. Не могу… Он снова начинает уплывать в темноту и оцепенение, но братик не дает:
– Дим! Где ты?!
Не знаю. Больно.
– Дим, – голос тормошит его. – Дим, открой глаза, посмотри – где ты? И ищи нас!
Это Лёшка. Он не отстанет. Дим даже улыбается на секунду, но в пересохшие губы будто впиваются колючки – трещинки.
– Лёш? Это правда ты? А я думал – снится.
– Иди домой! – тут же требует братишка. – Димк, ты можешь идти?
– Не знаю. Мне… меня… – Он не знает, как объяснить. «Эти» не выпустят. Они уже колотят по слабенькой стенке в несколько рук разом, и Дим утыкается лицом в колени, чтоб не так больно.
А потом вдруг случается что-то непонятное. Словно в пещеру, прямо в руки Диму падает жар-птица из сказки. На руки, на лицо будто кто-то дохнул жаром. В грудь толкается горячее, по телу расходится тепло… и перед глазами светлеет, становится легче дышать. Так уже когда-то было… когда-то… не вспомнить… а, да, когда он болел, а Лёшка как-то пробрался и «поделился», дал силы. Но ведь брата нет рядом? А сила есть, вот она…
– Иди сюда! Сюда! Прятки, Дим! Помнишь наши прятки? Мы играли… Ищи! Дим, ищи!!!
Вот неугомонный…
– Прятки, Дим! Ищи меня! Ищи меня.
Серые бесятся все сильнее, но это уже не больно. Дим слизывает с губ что-то соленое и «толкает» барьер. Резко, изо всех сил. Так, что он врезается в пещеру, расплющивая почти всех серых о камень стен. За папу! Те трое, что у самого входа, опасливо пятятся, и Димка поворачивается к ним. За папу! За меня. Он успевает прижать двоих, один пропадает – ушел в телепорт? Гад. Еще встретимся…
– Димка!
Сейчас, Лёшик… сейчас.
Ты тянешься к нему, зовущему, изо всех сил рвешься прочь из серой пещеры с кровавыми пятнами на стенах, из холода, из страха. Не хочу больше видеть это. Ни видеть, ни помнить не хочу.
– Лёш…
Ты
У Стражей всегда светло и солнечно, ему раньше так нравилось бывать на папиной работе. Но сейчас тут нет папы. И от света иногда глаза болят. А папины друзья только спрашивают и обследуют.
Ты не пострадал?
Ты что-нибудь вспомнил?
У него как-то странно нарушена аура. А магия при этом не пострадала. Так не бывает.
Ты не чувствуешь каких-нибудь изменений?
Ты ничего не вспомнил?
Он часто просыпается по ночам. Когда приходят плохие сны.
Нет, он не помнит, что снится, но это так страшно.
Стражи говорят, есть такие способы, чтоб не приходили кошмары. Учили, как расслабиться, как представить нужную картинку, настроиться на покой.
Но он пробовал, и это не помогло.
Никогда не помогает.
У него другое лекарство есть. Димка тихонько поворачивается на кровати и смотрит на младшего брата. Это Лёшка вытащил его из того страшного места, которое он не помнит, Лёшка помог вернуться домой. Лёшка.
И глядя на Лёшку, Дим понемножку успокаивается. Он дома. Все хорошо. Все будет хорошо.
А тот кусочек холода и злости, который иногда шевелится в груди, нестрашный. Он совсем редко просыпается.
– Здравствуй, Вадим Соловьев. Меня зовут Айвен, Иван по-твоему. Я твой новый… скажем так, старший друг.
Высокий мужчина в обычной белой рубашке (все Стражи носят белое, если они в Своде, а не среди людей) старался быть приветливым, но Дим мгновенно замкнулся. За этот год внимание Стражей его… достало, вот!
Вызовы прямо с уроков (а ребята каждый раз шепчутся, пока он собирает портфель, и смотрят – кто-то с жалостью, а кто-то как на урода), потом чужие пальцы на локте. Они же знают, как он не любит эти телепорты под присмотром, не любит чужие руки, а все равно посылают.
А потом – опять тесты. Бесконечные вопросы. «Око света», от которого ломит глаза и путаются мысли. Чужие руки на лбу. И все чаще – больно. Что они хотят, ну что им нужно еще, он же говорил, сколько раз говорил – не помнит он ничего! Не помнит!
Но время шло, и Стражи менялись один за другим, и он старался не злиться. Не получалось.
– Здравствуйте. А где Эвген?
– Присядь. Вот так. Вадим, твой прежний куратор сейчас занят. Так что пока с тобой побуду я. Надеюсь, мы подружимся.
Подружимся. Дим недоверчиво смотрит на Стража. Все так говорят. А потом, когда понимают, что с вопросами не получается, вызывают телепатов или отправляют на гипноз. Или еще похуже.
Когда же его уже оставят в покое?..
Подружимся… два часа спустя Дим дрожащими руками застегивает рубашку, даже не пытаясь стереть оставшиеся от «наложения рук» следы. Голова еще разламывается, пальцы еле попадают по застежкам. Дим смаргивает слезы. Закусывает губу. Не будет он здесь плакать, не будет. Но все-таки… почему они никак не оставят его в покое?