Новая трилогия Возвышения. Том 1
Шрифт:
Эмерсон сам не мог сдержаться. В его характере было хвататься за любую, самую слабую надежду. И топот лошадиных копыт по древней почве Джиджо показался ему знакомым, напомнил ритмичную музыку, совсем не похожую на горестную песнь.
тарантара, тарантара тарантара, тарантараИ сквозь эти настойчивые звуки неожиданно что-то внутри щелкнуло. Тело невольно среагировало: с мозга словно сорвали какой-то покров, из-под него хлынули неожиданные слова в сопровождении мелодии, от которой замирает сердце. Потоком рефлекторно полились стихи, устремились сквозь легкие и горло прежде, чем он понял, что поет.
Хотя наше тело и сознание (таранта, таранта) Скованы робостью (таранта) И слепы (таранта, таранта) К поджидающей нас опасности (таранта)Друзья улыбались — такое случалось и раньше.
Но когда опасность близка (таранта, таранта), Мы так же бесстрашны (таранта), КакСара смеется, подхватывая припев, и даже мрачные уры из эскорта вытягивают длинные шеи и подпевают.
Но когда опасность близка (таранта, таранта), Мы так же бесстрашны (таранта), Как любой другой, Как любой другой!ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Каждая из рас сунеров, составляющих Общину Джиджо, по-своему рассказывает историю своего появления здесь. Эта история передавалась из поколения в поколение и объясняла, почему предки расы отказались от богоподобных сил и рисковали страшными наказаниями, чтобы добраться до этого места, теснились на крадущихся кораблях, минуя институтские патрули, роботов-стражников и шары зангов. Семь волн грешников, и каждая засевала своим семенем этот мир, на котором поселяться запрещено. Мир, который должен был прийти в себя, отдохнуть от таких, как мы.
Первыми в эту местность между туманными горами и священным морем, которую мы называем Склоном, прилетели г'кеки — через полмиллиона лет после отлета с Джиджо последних законных обитателей планеты, буйуров.
Почему основатели г'кеки добровольно отказались от своей прежней жизни звездных богов? Почему решили жить примитивной жизнью, лишенной удобств технологии и моральных оправданий, кроме нескольких выгравированных на платине свитков?
Легенды говорят, что г'кеки спасались от грозившего им уничтожения, от страшного наказания за долги в азартных Играх. Но мы точно этого не знаем. Письмо, по крайней мере До появления людей, было забыто, поэтому любые рассказы могли исказиться с ходом времени. Но мы знаем, что не пустая мелкая угроза заставила их отказаться от жизни меж звездами, искать убежища на тяжелой Джиджо, где их колесам трудно приходилось на скалистой почве. Неужели своими четырьмя глазами, расположенными на концах грациозных стебельков и глядящими одновременно во все стороны, предки г'кеков разглядели, как темные ветры галактики несут к ним страшную судьбу? Неужели то первое поколение не видело другого выхода? Возможно, они обрекли своих потомков на эту суровую жизнь только в виде последнего, крайнего выхода.
Вскоре после г'кеков, примерно две тысячи лет назад, с неба торопливо спустилась группа треки, словно спасаясь от преследования ужасного врага. Не тратя времени, треки затопили свои корабли в глубочайшей морской впадине и поселились, превратившись в самое миролюбивое племя.
Какой рок изгнал их со спиральных линий?
Любой житель Джиджо, глядя на знакомые груды жирных колец, испускающие ароматные запахи и рассеивающие мирную мудрость в любой деревне на Склоне, и представить себе не может, что у треки есть враги.
Со временем они рассказали свою историю. Враг, от которого они бежали, не другая раса, не было и смертельной вендетты со стороны звездных богов Пяти Галактик. Нет, они бежали от самих себя, от особой своей сути. Некоторые кольца, компоненты их физического тела, были в последнее время модифицированы и превратились в ужасные существа, в джофуров, могучих и ужасных, которых боялись все благородные галактические кланы.
Такую судьбу треки-основатели считали непереносимой. И поэтому предпочли участь незаконных беглецов — сунеров, на запретном мире, чтобы избежать ужасной судьбы.
Обязательства быть великими.
Говорят, глейверы прилетели на Джиджо не из страха, а в поисках пути Избавления — своего рода забвения невинности, которое все стирает с грифельной доски. В достижении этой цели они преуспели больше всех остальных, показав всем нам путь, если мы решимся пойти по нему.
Станет ли эта священная дорога нашей или нет, мы должны уважать их достижение: из проклятых беженцев они превратились в расу благословенных простодушных существ. Останься они бессмертными межзвездными богами, их можно было бы привлечь к ответственности за преступления, включая незаконное вторжение на Джиджо. Но теперь они достигли убежища, чистоты невежества и могут начать все сначала.
Мы снисходительно позволяем глейверам рыться в помойках, искать под упавшими стволами деревьев насекомых. Некогда обладавшие могучим интеллектом, теперь они не числятся среди рас сунеров Джиджо. Больше грехи предков их не пятнают.
Квуэны первыми из прибывших испытывали осторожное тщеславие.
Ведомое фанатичными, похожими на крабов матронами, первое поколение колонистов-квуэнов решительным щелчком всех пяти клешней отказалось от самой мысли о союзе с другими обитателями Джиджо. Напротив, квуэны стремились к господству над остальными расами.
Со временем, когда синие и красные квуэны отказались от своей старинной роли слуг и пошли своим путем, план господства рухнул. Разгневанные серые императрицы оказались не в силах восстановить прежнюю феодальную верность вассалов.
Когда наших рослых братьев-хунов спрашивают: «Почему вы здесь?», они глубоко вдыхают. Из их удивительных горловых мешков доносится задумчивое ворчание. Раскатистым голосом хунские старейшины рассказывают, что их предки не бежали от большой опасности, угнетения или нежеланных обязательств.
Но тогда почему они прилетели, рискуя жестоким наказанием, если их потомков когда-нибудь застанут ведущими разумную жизнь на Джиджо? Старейшие хуны лишь раздраженно пожимают плечами, словно сами не знают причины и не хотят, чтобы их об этом спрашивали.
Впрочем, некоторые вспоминают легенду. Согласно этой туманной истории, некогда галактический оракул предложил звездному клану хунов уникальную возможность, если хуны посмеют ею воспользоваться. Возможность вернуть себе нечто отнятое у них, хотя сами они никогда не знали, что что-то утратили. Драгоценное достояние, которое может быть найдено на запретном мире.
Но чаще, когда один из высоких хунов раздувает свой горловой мешок и начинает петь, поет он о грубых плотах, лодках и морских кораблях, которые хуны самостоятельно изобрели вскоре после высадки на Джиджо.
Легенды быстроногих уров намекают, что урские прабабки были преступницами и прилетели на Джиджо для размножения — избегая ограничений, наложенных на разумные расы Пяти Галактик. Короткоживущие, горячие, плодовитые, основательницы колонии уров могли заполнить своими потомками всю Джиджо или вымереть, как мифические кентавры, которых они так напоминают.
Но они избежали и того и другого. Напротив, после множества жестоких схваток — у горна и на поле битвы, они заняли почетное место в Общине Шести Рас. Со своими громоподобными стадами, с их владением сталью, они живут среди нас горячей полнокровной жизнью, компенсируя ее кратковременность.
Наконец двести лет назад прилетели земляне, привезя с собой шимпанзе и другие сокровища. Но величайшим даром людей стала бумага. Создав сокровищницу печатных текстов Библос, они стали владыками знаний в нашем жалком сообществе изгнанников. Книгопечатание и образование изменили жизнь на Склоне, приведя к появлению новых традиций учености, и последующие поколения изгнанников посмели начать изучение своего мира, своей гибридной цивилизации и самих себя.
А что касается причины того, что люди прилетели, нарушив галактические законы и рискуя всем — только для того чтобы спрятаться от страшного неба среди других преступников, то это одна из самых необычных историй, какие рассказывают в кланах изгнанников на Джиджо.
СУНЕРЫ
ОЛВИН
Ошеломленный и полупарализованный в своей металлической клетке, я не мог определить, сколько времени прошло. Я лишь вслушивался в гудение двигателей механического дракона, который тащил меня и моих друзей в неведомое.
Вероятно, с катастрофы нашей самодельной подводной лодки, нашей прекрасной «Мечты Вуфона», прошло несколько дней, прежде чем я нашел в себе силы задуматься: а что же дальше?
Смутно я помнил морду морского чудовища, какой мы ее впервые увидели в примитивном смотровом окне «Мечты», освещенную самодельными прожекторами. Лишь мгновение мы могли видеть его, пока огромное металлическое чудовище поднималось из черных ледяных глубин. Мы вчетвером: Гек, Клешня, Ур-ронн и я — уже приготовились к смерти и забвению на морском дне. Наша экспедиция потерпела неудачу, нам больше не хотелось морских приключений, мы, как испуганные дети, в ужасе опустошали желудки, ожидая, пока жестокая пропасть не превратит деревянный корпус нашей лодки в щепки.
Неожиданно эта огромная фигура метнулась к нам и раскрыла огромную пасть, в которую целиком вошла наша «Мечта Вуфона».
Ну, почти вся. Проходя в челюсти, мы получили страшный удар.
И этот удар расколол нашу крошечную капсулу.
То, что последовало за этим, вспоминалось смутно и болезненно.
Вероятно, смерть все преодолевает, но с момента удара бывали мгновения, когда спина у меня так болела, что мне хотелось в последний раз раздуть свой поврежденный горловой мешок и попрощаться с молодым Олвином Хф-уэйуо, начинающим лингвистом, писателем, хьюмикером, смельчаком и невнимательным сыном Му-Фауфка и Йоуг-уэйуо из порта Вуфон, Склон, Джиджо, Четвертая Галактика, Вселенная.
Но я остался в живых.
Вероятно, сдаваться не по-хунски — после всего, через что прошли мы с моими друзьями. А что, если выжил только я? Я в долгу перед Гек и остальными и должен продолжать.
Моя клетка — тюремная камера? — больничная палата? — размером всего два метра на два и три. Тесновато для хуна, хотя и не совсем взрослого. А когда внутрь втискиваются шестиногие демоны в металлических костюмах и пытаются лечить мою раненую спину, щупая ее с (надеюсь) неуклюжей осторожностью, становится еще теснее. Несмотря на все их усилия, боль накатывается волнами, и мне отчаянно хочется получить лекарства, которые готовит Старый Вонючка — наш домашний аптекарь-треки.
Мне приходит в голову, что я больше никогда не смогу ходить, не увижу свою семью, полет птиц над кораблями-мусорщиками, причаленными под куполом защитных деревьев Вуфона.
Я пытался разговаривать с гигантскими насекомыми, входящими в мою комнату и выходящими из нее. Хотя у каждого из них туловище длиннее тела моего отца, с вздутием на конце, с трубообразной раковиной крепче буйурской стали, я все равно представлял себе их как гигантских фувнтусов, этих шестилапых паразитов, которые грызут стены деревянных домов, издавая сладковатый запах.
Но пахнут эти твари перенапрягшимися машинами. Вопреки моим попыткам заговорить на дюжине земных и галактических языков, они еще менее разговорчивы, чем настоящие фувнтусы, которых мы с Гек ловили, когда были поменьше, и пытались научить выступать в миниатюрном цирке.
Все это мрачное время мне не хватало Гек. Не хватало ее быстрого г'кекского ума и остроумного сарказма. Не хватало даже ее привычки дергать меня за мех на ногах, чтобы привлечь внимание, когда я в хунском моряцком трансе слишком долго смотрел на горизонт. Я помню, как беспомощно вращались ее колеса в пасти морского чудовища сразу после того, как гигантские челюсти стиснули нашу драгоценную «Мечту» и мы растянулись среди осколков любительской подводной лодки.
Почему я не бросился к подруге сразу после страшных мгновений крушения? Как мне ни хотелось этого, я не мог преодолеть кричащий ветер, который ворвался в помещение, вытесняя горькое море. Вначале мне приходилось бороться за каждый вдох. А потом, когда я попытался двинуться, спина не слушалась.
В эти смутные мгновения я видел также Ур-ронн, которая извивала свою длинную шею, кричала и била всеми четырьмя ногами и двумя тонкими руками в ужасе от подступающей страшной воды. Замшевая кожа Ур-ронн порезана осколками стеклянного иллюминатора, который она гордо изготовила в вулканической мастерской кузнеца Уриэль; из ран течет кровь.
Острая Клешня тоже здесь, он лучше нас приспособлен для выживания под водой. Красный квуэн Клешня привык ползать на своих пяти хитиновых когтях по дну соленых отмелей, хотя даже он не выдержал бы погружения в бездонную пропасть. В этом смутном воспоминании, мне кажется, Клешня был жив, или я себя обманываю?
Последнее мое воспоминание перед тем, как погрузиться во тьму, — какие-то страшные образы-чудовища, и я пришел в себя, одинокий и бредящий, в этой камере.
Иногда фувнтусы каким-то образом облегчают боль в спине, и я готов выложить им все свои тайны. Разумеется, если бы они меня расспрашивали. Но они этого никогда не делают.